style="font-size:15px;"> Я снова нервно глажу платье и шагаю в гостиную. Но чувствую, как потеют мои ступни в туфлях, и ладони, в которых комкаю носовой платок. Краем глаза замечаю камеру. Телевидение? Кто их сюда пустил?!
Оглядываюсь, в надежде, что кто-то из домашних тут и поможет мне хотя бы морально. Но все вокруг незнакомы мне. Я совсем одна.
– Елизавета Алексеевна, когда состоятся похороны?
– Лизонька, прими мои соболезнования…
– Какой ужас, не могу поверить…
Голоса раздаются со всех сторон, а у меня хватает сил только дойти до банкетки у окна и опуститься на нее.
Из толпы вдруг показывается тот самый седовласый «жених» – юрист Филипп Янковский. Он смело касается моей руки и сжав ее в своей, покровительственно поглаживая, между делом, вдруг громко, на всю комнату, сообщает:
– Дамы и господа, прошу вас. У семьи большое горе. Будьте корректнее, – вскидывает руку и жестом показывает всем отступить от меня хотя бы на шаг.
Это было так своевременно и необходимо, что я с плохо скрываемой благодарностью смотрю на своего спасителя, сжимаю его пальцы. Мужчина смотрит на меня и в его глазах самым настоящим образом светится волнение и благородство.
Вздыхаю тяжело и прикладываю платок к своему носу, ощущая, что еще мгновение и снова впаду в истерику.
Филипп, подмечая мое состояние, берет инициативу на себя. Привыкший к публичным выступлениям, на все вопросы он отвечает уклончиво и весьма расплывчато, но невероятно многословно и витиевато.
Встреча длится очень долго и мне кажется, что это никогда не кончится. Но, как известно, рано или поздно все завершается, и гостиная опустела. Галя принесла мне чай с ромашкой и разноцветные макарун на маленькой тарелочке с золотой каемочкой.
Янковский тоже остался, решив удостовериться, что я в безопасности, а все – ушли.
Он расположился напротив, снисходительно глядя на то, как я подношу кружку к губам дрожащими пальцами.
– Вы должны взять себя в руки, Лиза, – говорит Филипп, и уголок его губ изгибается, вместе с лихими усами, которые вдруг вошли в моду в двадцать первом веке.
Делаю глоток чая, и поднимаю на него встревоженный взгляд. Поступок Янковского заставил меня почувствовать к нему приязнь, мне показалось, что он – друг. Киваю.
– Я стараюсь, но то что происходит, просто чудовищно… – опускаю глаза в чашку, осторожно смахивая влагу с губ.
– Вам просто необходимо крепкое, мужское плечо, – замечает мужчина и делает ко мне шаг.
Чувствую подвох, но не очень улавливаю его суть. Ставлю кружку с чаем на столик слева и пожимаю плечами.
– Да, тетушка мечтала выдать меня замуж. И будь у меня сейчас муж, то возможно, все это было бы не так тяжело…
Янковский делает ко мне еще один шаг, останавливаясь неприлично близко. Его
