причинам, и происходило это не так уж редко.
Вообще, как вскоре понял Комаров, устройство мегаполиса оставляло желать много лучшего и с инженерной точки зрения было достаточно бестолковым, скроенным спустя рукава и в чем-то даже абсурдным. Часто случались самые разные аварии, затопления, возгорания, крушения конструкций, взрывы… Многие кнопки в лифтах западали, и было совершенно непонятно, как добраться в соответствующий отсек. Оставалось неясно, как туда добираются сами стражи и обслуга града, – может быть, через технические люки и пожарные коммуникации?
Наиболее оживленный 50-й ярус включал в себя те самые анфилады, через которые доставляли в город Новосельцев. Оттуда же приезжали гости из внешнего мира. Однако данный ярус работал только на вход, выхода из него не было. На 50-м ярусе располагались кабинеты регистрации, полицейской стражи и прочие специальные службы. Был там и вход в святая святых города лифтов – в ту область, в которой осуществлялись особо изощренные наказания, так называемые правежи. У лифтов скапливались длинные очереди, возникала давка, узники толкались, даже иногда пинали друг друга за возможность набиться в тот или иной лифт.
Совсем другая картина наблюдалась на отдаленных ярусах. Например, выше 120-го яруса, как правило, вообще трудно было встретить кого-либо. То же самое наблюдалось в секторах ниже 8-го яруса. Опускаться же ниже нулевого яруса и подниматься выше 139-го вообще не имелось желающих. И объяснение тому было очень простое: на верхних ярусах царил обжигающий холод, а на нижних – страшный жар.
Случалось, лифт заклинивало, и он уносился слишком высоко, попадавшие туда оказывались в ледяной зоне, у них сводило конечности, их дыхание замирало. Затем, когда лифт спускался вниз сам собой или после ремонта, эти узники прибывали в среднюю зону города мучений в виде застывших, окоченевших душ и очень долго отходили от такого состояния. Их приходилось выносить из лифтов и складывать на 50-х этажах. Через какое-то время, не слишком продолжительное, они приходили в себя, но на лице их и в их сознании оставался все же отпечаток пережитого заледенения.
Однажды Комарова занесло на заклинившем лифте в нижние ярусы, и он испытал на себе, что такое раскаленные этажи города-лабиринта. До того он не спускался ниже 20-го уровня, потому что и там было душно, как в бане. Жарко было и на правежах. Но теперь, когда его занесло в минусовые этажи, он почувствовал себя как будто в жерле извергающегося вулкана. Сама кабина, правда, не расплавилась, но чудовищно нагрелась, и прикосновение к ее стенкам грозило бы ожогами. Комарову мерещилось, что вокруг лифта бушует пламя и языки его хищно кидаются к нему. К счастью, пол лифта был сделан из какого-то толстого материала, выкрашенного под дерево, и он не разогрелся так сильно, как металл.
Ярусы эти было совершенно непригодными для дыхания, задержавшиеся там превращались в иссохшие души. И их тоже складывали как потрескавшиеся обгорелые поленья
