довелось даже к этому привыкнуть, хотя и не вполне.
Иногда увечья были совершенно несовместимыми с жизнью, если смотреть на это земными глазами. Однако здесь никто не умирал, в худшем случае исходил после пыток кровавыми испражнениями и впадал в обморок. Раны и рубцы от пыток затягивались и срастались, даже если речь шла о полностью отрезанной конечности. Обеспечивалось это с помощью необычайного зелья, носившего название «мертвой воды» и специальных заклинаний. Зелье имелось в достаточных количествах и висело в холлах при лифтах в специальных канистрах с распылителями. Покалеченных опрыскивали этой водой, которая была непригодной для питья, при этом люто жгла места ран – но заживление происходило на удивление быстро, все отрезанное и порезанное прирастало и вставало на место, все выломленное тоже вправлялось местными костоправами, хотя иногда и криво. Что уж там говорить о ранах, если даже выбросившиеся с верхних этажей самоубийцы возвращались к отбыванию наказаний в прежнем своем восстановленном облике.
Заклинаниями призывали какого-то духа, одним из имен которого было Эресхигаль, «поедающий свой хвост». Слова заклинателей въелись в память: «Я призываю тебя, Величайший господь, сверкающий в сумерках! Я призываю твои священные имена! Ты еси Великий Змей, идущий во главе духов, приди и собери разбросанное, соедини разодранное!..»
По всей видимости, страдания узников излучали какую-то энергию, которой питался злобный дух, называемый в местных мессах господом, питались ею и служители. Мегаполис больше всего ценил именно страдания, хотя вслух об этом не принято было говорить.
Бывали и другие пытки, к примеру, лифтеры с помощью специальных хитрых приспособлений, похожих на хоботы, закидывали узникам за шиворот змей, сколопендр, волосатых кольчатых червей. Избавиться от этих порождений кошмара было практически невозможно, потому что они очень быстро передвигались под одеждой, вызывая невыносимый зуд, а иногда прокусывали кожу своими жалами и челюстями. Исчезали они только тогда, когда несчастные падали в обморочном состоянии.
Все это испытал и Комаров. Однако своего рода «праздничной песней» города-лабиринта и его живодеров-служителей являлись специальные правежи, на которые созывали узников примерно раз в дюжину дней. Здесь пытки и наказания носили уже не случайный, а адресный характер. К примеру, блудников терзали долгими нестерпимыми актами преомерзительного блуда; извращенцев, насильников, педофилов мучительно и долго насиловали; сребролюбцев наказывали разными способами, к примеру, заставляли жрать плотную бумагу, мелкие предметы вроде пуговиц, и так потчевали до полного исступления; человеконенавистников, жестоких к слабым, раскатывали специальным катком, отчего они превращались на какое-то время в кровавое месиво; гордецов подвергали невероятным казням унижения, настолько непристойным, что, если это описать, никакая бумага не выдержала бы написанного.
«Мальдивы»
Комаров
