ни слова. – Дай ей время. Она старается, разве ты этого не видишь?
– Недостаточно. – Он бросает на меня взгляд, в котором нет ничего, кроме разочарования, и выходит из кухни.
Вот так за пять минут наш вечер превратился в дешевое телевизионное шоу.
Добро пожаловать в семейство Андерсон.
Я лежу в своей кровати, мысленно возвращаясь к произошедшим за сегодня событиям. Узнав результаты теста, я сразу представила реакцию папы. Но одновременно с этим на меня почему-то обрушилось облегчение оттого, что балл не такой высокий. В таком случае я все-таки могу не пройти в Гарвард, а последовать своему желанию и поступить в учебное заведение моей мечты. «Королевскую академию танца» в Лондоне.
Вопрос «что сделает папа, если я не оправдаю его надежд?» моментально возникает в голове. Этот человек страшен не столько в гневе, вспыхивающем за долю секунды, сколько в методичном уничтожении каждой положительной эмоции. Он поглощает токсичностью любого, кто ему неугоден. Все должны быть идеальны. Идеальная красивая жена, преподносящая ему идеальный вкусный ужин в идеально чистом доме. Идеальная старшая дочь, беспрекословно следующая его требованиям. Идеальная младшая дочь, которая научилась молча проглатывать его агрессию, роботизированно выполняя каждую его прихоть с каменным выражением лица.
Папа никогда не применял к нам физическую силу, но порой эмоциональное насилие намного больнее. Раны, которые оно оставляет, никто не видит. Они не заживают и не покрываются коркой.
Роре всего одиннадцать лет. На ее долю также выпадет достаточно упреков, требований и высочайших стандартов нашего папы. Но она, возможно, умнее, чем я, потому что каким-то образом ей удается не доводить его до точки кипения одним лишь неверным словом. Если проанализировать, то чаще всего Аврора просто молчит. Отец громыхает и громыхает, стучит по столу, а она просто смотрит на него безжизненным взглядом, словно перед ней пустота. В конце концов он понимает, что не добивается от нее нужной эмоции, подпитывающей его требовательного, вечно голодного зверя, и успокаивается. А я, по своей глупости, продолжаю ему отвечать, лить слезы, показывать слабость, в которую папа с аппетитом вгрызается.
Прокручивая события дня словно кинопленку, я вспоминаю столкновение с Леви. Что он имел в виду, когда сказал, что не может видеть мои слезы?
Из меня вырывается страдальческий стон.
Я не понимаю этого человека уже на протяжении многих лет. Мне иногда кажется, что мы сами не знаем, почему перестали дружить и стали друг другу чужими людьми. Я никогда не испытывала к нему искренней ненависти, просто возвращала ему в ответ его же поведение. Может, такой способ взаимодействия стал единственным вариантом держать хоть какую-то связь? Почему мы пытаемся быть холодными, но при каждом столкновении – не важно эмоциональном или физическом – воздух вокруг нас становится горячим, как в преисподней?
Вопросы, ответы на которые из нас двоих, наверное, не может дать никто.
Я
