стеснялась, краснела и проявляла робость. Он хотел бы, чтобы она удивилась или хотя бы встревожилась, чтобы перестала относиться к нему как к брату. Однажды январским днем, в ранних сумерках, он вдруг неожиданно решился.
– Билли, я хотел бы, чтобы вы не были такой дружелюбной! – воскликнул он почти резко.
Билли засмеялась, но через мгновение веселье на ее лице сменили стыд и тревога.
– Вы хотите сказать, что мы… не друзья? – спросила она. – Что вы боитесь, что я опять начну вас… преследовать? – Это был первый раз с того памятного вечера, когда Билли в присутствии Бертрама вспомнила, как охраняла его. Теперь она вдруг поняла, что только что давала этому мужчине «братские советы», и щеки ее покраснели.
Бертрам немедленно исправился:
– Билли, это была самая милая и чудесная вещь, которую когда-либо делала любая девушка, просто я был глупцом и не смог этого оценить, – голос не слушался Бертрама.
– Спасибо, – улыбнулась Билли, успокаиваясь, – но боюсь, я не могу до конца с этим согласиться.
Через мгновение она лукаво воскликнула:
– А почему тогда вы теперь возражаете против моей дружелюбности? Это не очень приятно!
– Потому что я не хочу быть вам другом или братом, или родственником! – внезапно со страстью ответил Бертрам. – Я хочу, чтобы вы стали моей женой! Билли, вы выйдете за меня замуж?
Билли засмеялась и смеялась до тех пор, пока не увидела боль и гнев в серых глазах напротив, тогда она мигом стала серьезной.
– Простите меня, Бертрам. Я не думала, что вы всерьез.
– Тем не менее это так.
Билли покачала головой.
– Но вы меня не любите, Бертрам. Просто вам хочется рисовать мой подбородок или мои уши, – возразила она, неосознанно повторяя слова, которые несколько недель назад произнес Калдервелл, – я всего лишь еще одно «Лицо девушки».
– Билли, вы единственное для меня «Лицо девушки», – с неожиданной нежностью ответил она.
– Нет-нет, – встревожилась Билли, – на самом деле это не так. Вы просто это воображаете. Этого не может быть!
– Но это так, моя милая. Мне кажется, я полюбил вас в тот вечер, когда увидел ваше очаровательное испуганное лицо рядом с мерзкой улыбочкой Сивера. Билли, я больше никогда нигде не бывал с Сивером, вы это знали?
– Нет, но я очень рада!
– И я рад. Вот видите, я уже тогда вас любил, хотя и не осознавал, а теперь я понял, что люблю вас.
– Пожалуйста, не говорите так. Это неправда. Это невозможно. И я… я не люблю вас в этом смысле, Бертрам.
Мужчина побледнел.
– Билли, простите меня за этот вопрос, но это очень много для меня значит. Есть… кто-то другой? – его голос дрожал.
– Нет-нет! Никакого другого.
– Это не Калдервелл?
Билли порозовела
