дома. По разрывам на позициях противника я понял, что это обер-фельдфебель Якобс и его люди открыли ответный огонь. Видимые нам цели на позициях противника, которые доставляли нам особые неприятности, я сообщил лейтенанту Хемпелю, перекрикивая шум двигателя его машины. Не заботясь об укрытии для себя, я оставался рядом с орудием. В это время противник оживился на всем нашем участке. Неожиданно в бой включилась артиллерия с обеих сторон.
Поднялся такой грохот, что было трудно определить, что и откуда летит, но даже в разгар боя мы не забывали о своей задаче. Одна за другой уничтожались огневые точки противника на направлении нашей атаки. Из-за того что с нами было два штурмовых орудия, мы вдруг оказались на самом ее острие. Наши соседи справа и слева куда-то пропали, оставшись позади нас. Наверное, именно поэтому мы вдруг оказались под огнем вражеских винтовок и пулемета с фланга, где должны были находиться наши соседи. Наше сопровождение и здесь помогло. Одного выстрела оказалось достаточно, чтобы покончить с пулеметным огнем. Легкораненые оттянулись назад, на перевязочный пункт, располагавшийся на моем КП. Двум тяжелораненым немедленно оказали помощь, и при первой же возможности их отправили в тыл. Мой голос совсем охрип оттого, что приходилось кричать, указывая обнаруженные мною цели лейтенанту Хемпелю. Когда после этого я попытался заговорить, все, что вырывалось из моего рта, были лишь хрипы.
Лейтенант Хемпель сообщил мне, что обоим штурмовым орудиям придется отойти назад, так как у них заканчивались боеприпасы.
Кроме того, им нужно было заправиться горючим. Предполагалось, что обе машины вернутся примерно через час.
Я посмотрел на часы. Было 14.10. Куда уходит время?
Я отдал приказ подчиненным оставаться в укрытиях и ждать возвращения боевых машин. Теперь у меня было время, чтобы составить письменный рапорт командиру батальона. А Неметц доставит его на батальонный КП. Отделение Диттнера окружило семерых русских, скрывавшихся в подвале захваченного нами здания. Они не оказали сопротивления нашим солдатам и сразу же сдались. Пленных привели ко мне. Солдатам было от 20 до 40 лет. Через Павеллека я спросил двух военнопленных помоложе, откуда они были родом. Ответом было:
– Мы из Польской Украины, из района Лемберга[22].
Через Павеллека, который переводил, я спросил, не скрываются ли в близлежащих развалинах их товарищи. Они ответили утвердительно и добавили, что некоторые из этих солдат больше не хотят воевать. Я позволил пленным курить. Они были удивлены и сразу повеселели. Они убедились, что мы такие же люди, как и они. Что же им наговорила о нас советская пропаганда?![23]
Я снова повернулся к тем двум молодым украинцам и спросил у них, готовы ли они вернуться к своим товарищам без оружия и призвать их перебежать к нам. Я предложил им выбор: оставаться с нами или продолжить борьбу.
Лемберг – немецкое название г. Львова.
История «про украинцев из района Львова» просто выглядит шитой белыми нитками. Ведь этим украинцам надо было бы, во-первых, быть призванными в армию перед войной или в самом ее начале, провоевать больше года (с июня 1941 по сентябрь 1942 г.) в тяжелейших условиях, неоднократно попадая в окружение и прорываясь к своим. А потом сдаться в Сталинграде.
