style="font-size:15px;"> Порывы ветра доносили свежий запах небесной влаги, и вот уже крыши за рекой потемнели, исколотые иголочками мороси.
«Осадков на душе не ожидается…», – пришла на ум давняя фразочка.
Я набрал полную грудь сырого воздуха, выдохнул, да и побрел домой. Непогода настолько отвечала моему внутреннему минору, что я успокоился. На меня нашло то ленивое уныние, которое обычно одолевает человека, достигшего цели. Добился своего, ага… И сил нет для восторга, и духу не хватает покорять новые высоты.
Вот только натура человечья не дает нам длить душевное ненастье – живое начало, юное и непокорное, прорывается даже в печали, встряхивает нас, носом тычет в прекрасное и радостное. «Беспогодица не навсегда, лишь на время! Скоро развиднеется!»
Да будет так…
* * *
Ровно в три я засел около приемника, следя за неровным биеньем эквалайзера. По времени – самое то. До половины третьего пропадаю в школе или на секции, позже – в Центре НТТМ. А в три часа дня образуется окошко для моих одиноких посиделок.
Я поморщился – слово «одиноких» тут же запустило ассоциации, потянуло воспоминание об Инне… Ну, с этим я уже свыкся. Чуть ли не всё вокруг напоминало мне о девушке, которая была моей – и ушла. Смотрю на маму или Настю – думаю об Инке. Подхожу к холодильнику – и вспоминаю, как она тут сидела, как смотрела на меня, как тянулась губами… Нет, губами – это потом, в иные дни. Иные… Инна…
…Магнитола «Бонни» зашипела на меня, ловя помехи, и я с легкостью переключился, как радиоприемник, на другую волну.
С магнитолой нам повезло – один морячок привез из загранки. «Обмишулился», – как он сам сказал. Спутал «Bonny» с «Sony».
«Бонни» собирают в Гонконге, на задворках Коулун-сити, ловко и без особых угрызений копируя японскую аппаратуру. С «Нэшнл Панасоник» или с «Шарпом» не сравнить, так они и стоят, как подержанный «Жигуль». А «Бонни» нам досталась почти даром – мариман отдал ее за две бутылки хорошего коньяка…
Крутнувшись на вращающемся стуле, я бездумно шлепнул пальцами по деревянной панели микроЭВМ. Недели две не подходил к ней. Обычно перед «Коминтерном-1» другой юзер трется – папа любит в «Тетрис» погеймить.
Совершив полный оборот, я заботливо переложил на коврик самодельную мышь. Непривычной полусферической формы, будто опрокинутая чашка, с увесистым шаровым приводом, «мыша» мне очень не нравилась, но до матричных сенсоров с лазерной подсветкой еще ох как далеко.
Папе же не с чем сравнивать, и он всякий раз довольно крякал, елозя «мышей», хотя мой графический интерфейс отличала крайняя примитивность – памяти не хватало.
А «клава» какая! Помню, неделю с ней возился. Тяжелая вышла, как кирпич, зато не убиваемая…
– Внимание! – внезапно прорезался ясный голос, копирующий Левитана. – Передаем точные координаты для полярников советской антарктической экспедиции! Один-четыре-три-пять-восемь, восемь-три-семь-пять-три,
