у самих у них холопов и нет, а как там бояре холопов жмут, то не их забота. «Холопам только царь помочь может, – думал Михайла. Ему что бояре, что посадские, что мужики – одна стать, все ему служить должны, его волю блюсти. Прикажет боярам, чтоб не жали холопов или хотя бы и вовсе на волю отпустили, они должны слушаться. Только бы доброго царя выбрать, который бы до черного народа милостивый был. Надо бы того Ляпунова поглядеть, какой он есть», – подумал еще Михайла.
Но уходить из Москвы пока ему не хотелось. Чуял он, что здесь все дело, решится. А уйдешь, как знать, проберешься ли вновь?
VII
Прошло около месяца. Михайла все жил у Карпа Лукича, а Степка так и не вернулся. И никто не знал, куда он девался.
В Москву прибыли гонцы из Перми Великой. Они получили посланье из Казани и приехали в Москву показать свой ответ и держать совет с московскими посадскими. Пермичи звали казанцев посылать ратных людей под Москву, помогать москвичам очищать русскую землю от польских и литовских людей. А тут как приехали на Москву, прознали про них бояре-правители, призвали к себе и дали им новое посланье, какое они рассылали опять по всем городам.
Посланье это гонцы принесли показать Карпу Лукичу, как гостиному сотнику, которого все посадские уважали. Пришел и Патрикей Назарыч, и еще кое-кто из посадских послушать, что седмъ бояр пишут вновь по городам. Месяца не прошло, как они одно посланье разослали, а ноне, гляди, второе. Видно, торопят выборных присылать.
Михайла попросил Карпа Лукича позволить ему тоже послушать.
Передали свиток Карпу Лукичу.
«В Пермь Великую, – начал густым, дьяконским басом Карп Лукич, – воеводе Ивану Иванычу Чемоданову да подьячему Пятому Филатову и Пермских городов посадским и волостным людем: бояре князь Федор Иваныч Мстиславской с товарищи челом бьют. Писали мы есмя к вам преж того, что по челобитью всего Московского государства государь, царь и великий князь Василий Иванович всея Руси царство оставил и ныне в чернецах, а вам велено всех чинов людем ехати к Москве, чтоб выбирать государя на Московское государство…»
Карп Лукич остановился и спросил пермичей:
– Вы то боярское посланье получили уж?
– Нет, – ответил подьячий Филатов Пятой. – Разминулись мы, стало быть. Мы с Перми июля в тридцатый день отбыли. А то посланье когда с Москвы отправлено было?
– Да не преж чем июля в двадцатый день, – сказал Патрикей Назарыч. В семнадцатый день Ваську свели, в осъмнадцатый в чернецы постригли и бояр седмерых выбрали. В девятнадцатый, стало быть, писали, а в двадцатый, может, и гонцов рассылали, а, может, и попоздней деньком либо двумя.
– Ну, так к нам, видно, только лишь и дошло ныне, – сказал Пятой Филатов. – Ну, Карп Лукич, читай дале, сделай милость.
«А гетман Желтовский [Жолкевский – Прим. ред.], – продолжал Карп Лукич, – со всеми литовскими людьми и Иван Салтыков с русскими людьми стоит под Москвою на Сетуни [Река
