Ингуша, и на им же обеспеченном милицейском вертолете быстро, с ветерком, можно сказать, самими врагами были доставлены прямиком под Грозный. Там они отправились к полевому командиру Аргоеву, при котором начальником штаба состоял хорошо знакомый Одноглазому Джудде пакистанец Сура.
Чеченцы радовались, что вот-вот окажутся у своих, весело тащили тяжелый груз в гору. Однако возле схрона, где они должны были оставить установку лазерного наведения и генератор для мощного радиопередатчика, неожиданно нарвались на засаду. «ОМОН!» – успел крикнуть шедший первым зоркий Азамат и перекатился в сторону, укрывшись от первых пуль увесистым, набитым металлом рюкзаком. Пчелки, густо прожужжав, стайкой вбуравились в мякоть металла и улетели в сторону. Темирбулату чей-то подарок сорвал коленную чашечку, он плюхнулся наземь. Сверху его придавила рация. В этом положении он вытянул из кармана рюкзака гранату, сдернул чеку и наудачу бросил вверх.
Руса удивило, что омоновцы ругаются на родном чеченском языке, но думать об этом было некогда – Азамат метнулся к нему и постарался оттащить за большой камень. Этого времени Темирбулату хватило, чтобы кинуть еще одну гранату. Боли он не ощущал, в нем только и осталось, что изумление от звучащих в ушах, с детства ему понятных криков. Резких, как хлопки крыльев бьющейся в петле крупной пойманной птицы. Изумление и радость испытывал Темирбулат от того, что ключ к вратам, ведущим к Аллаху, оказался не в чужих, русских, а в чьих-то родных руках.
Азамат укрылся за камнем, привалив к нему по бокам рюкзаки. Рассчитывать было не на что, но он решил отбиваться до конца. То, что засада оказалась чеченской, его не вдохновило – он слышал уже, что изменники Гантемирова, если уж решались, шакалы, напасть исподтишка, догрызали насмерть, боясь огласки. Но откуда, откуда они здесь взялись? Человек Большого Ингуша заверил, что эта тропа чистая, спокойная, здесь меж русскими и чеченцами пролегает негласная нейтральная «торговая зона». И еще Азамат подумал, что можно обмануть нападавших, прикинуться своим, кинуть им гантемировские милицейские ксивы, а потом зарезать этих чертей по одному или взорвать скопом доброй гранатой. Но тяжелое чувство родилось в груди, и оно говорило чеченцу, что не помогут ему эти бумаги, что подставили его свои же. По-крупному подставили свои Азамата. Ох, неспроста столь дорого стоили паспорта для старика Пустынника. Дорого.
Он вел бой скупо, сосредоточенно. Отстреливался и приберегал гранаты до момента, когда шакалы не вытерпят и побегут на штурм, – если они ждали в засаде Аргоева, то он в любой момент мог ударить им в спину с гор. Это было бы здорово, но Азамат не испытывал азарта. Время от времени его взгляд останавливался на прозрачных глазах напарника, лежавшего на спине бездвижно, безмолвно, но пока живого и державшего на линии автоматного огня худой Азаматов тыл. Однако Аргоев не пришел. Аргоев еще ночью ушел в верхний лагерь – разведчики Суры сообщили, что русские готовят большую зачистку и что русский спецназ, замаскированный под чеченцев, малыми группами обкладывает
