Тогда Салли принялась царапать мне лицо и шею; я энергично отпихивала ее и даже отвесила раз-другой суровую пощечину. Тогда Салли понесла своим неестественным ломким голосом громкую околесицу, будто выкликая существо в коридор. Она полосовала и терзала меня своими отросшими за время пребывания в больнице ногтями, попутно лопоча приторные, отдающие умопомешательством нежности в адрес звереныша в библиотеке.
Наконец я обнаружила, что мои руки сомкнулись на ее шее – ничем не прикрытой, несмотря на холодную погоду. Я больше не могла терпеть этот надломленный голос. Она принялась бить меня ногами; у ее туфель, казалось, были металлические носы – ну или сами ее ноги, пришла мне в голову абсурдная мысль, сделались стальными. Навалившись на нее всем телом и опрокинув на пол коридора, я сумела-таки сбежать из дома.
На улице меня встретила темень – но почему-то не такая густая, как внутри.
Оказалось, силы не оставили меня совсем – я даже смогла бежать.
Я уехала на две недели – хотя, в общем-то, это было последнее, чего мне хотелось. По истечении этого срока, когда приближалось Рождество, я вернулась в дом своих родителей. Как бы я ни боялась Салли, менять устоявшийся жизненный уклад из-за нее я не собиралась.
Зимой время от времени я оглядывалась на дом Салли, проходя мимо того тупика, где он стоял. Я ни разу не замечала, чтобы хоть одно окно горело, да и в целом логово доктора Тесслера имело все тот же запустелый вид. От мисс Гарвис я узнала, что Салли в какой-то момент просто исчезла из больницы.
– Исчезла? – переспросила я недоверчиво.
– Да, и задолго до назначенной выписки.
– И как это произошло?
– Медсестра на ночном обходе заметила, что ее кровать пуста.
Мисс Гарвис посмотрела на меня так, будто я что-то обо всем этом знала. Будь здесь неподалеку Серена, ее наверняка попросили бы проследить, чтобы нас не беспокоили.
Салли вернулась не так давно, чтобы ее пропажу заметили в городе. Вскоре о ней и вовсе перестали упоминать. Но затем, в день между Пасхой и Троицей, она сама объявилась у меня на пороге.
– Привет, Мел. – И снова разговор начала она – все та же, какой была всегда до своего странного прибытия прошлой осенью, беззаботная и рассеяно улыбающаяся. Теперь на ней красовалось простое белое платье.
– Салли! – только и воскликнула я.
Наши взгляды встретились. Она понимала, что ей придется сразу перейти к делу.
– Я продала свой дом.
– Говорила же я тебе, он слишком для тебя велик, – кое-как нашлась я с ответом. – Ну, ты заходи…
И она вошла.
– Вместо него купила коттедж на Кикладских островах.
– Чтобы работать там?
Она кивнула.
– Разумеется, это было недешевое жилье. Но отец оставил мне куда больше, чем я от него ожидала.
Я пробурчала в ответ нечто невразумительное.
Устроившись
