всей нежностью, на какую был только способен.
– Я заметила, что они бегут к морю, – робко произнесла она.
– Давай просто даже думать о них не будем.
Но шум все нарастал. Казалось, весь город высыпал на улицу, скандируя раз за разом одни и те же ужасные слова.
– Думаешь, мы сможем?
– Да, – кивнул Джеральд. – Нужно только дождаться завтрашнего дня.
– Они ведь не могут быть опасными по-настоящему, – сказала Фрина. – Иначе их бы остановили местные власти.
– Конечно, ты права.
Теперь толпа слилась воедино, как всегда и бывает, и принялась скандировать хором – как мятежники, выкрикивающие лозунги, или толпа нарушителей спокойствия на матче. Но в то же время шум постепенно стихал. Процессия, похоже, двигалась по определенному маршруту – шум от нее разносился из квартала в квартал, то приближаясь и насылая на Фрину с Джеральдом холодные волны паники, то почти затихая где-то вдалеке. Возможно, именно эта большая изменчивость громкости звука заставила Джеральда поверить в то, что всеобщий гомон нарушали явственные паузы; промежутки времени, когда гомон вытесняли беспорядочные аплодисменты. Ему также почудилось, что они теперь выкрикивают другие слова, но никак не мог их разобрать, хотя против своей воли напрягал слух.
– Кто бы знал, что можно испытывать такой ужас, – сказала Фрина, – когда тебе, по сути, ничто напрямую не угрожает.
– Спасибо, что сказала, – выдохнул Джеральд. – Я как раз о том же самом подумал.
– Извини, если сняла с языка. Или если это глупость…
– Да брось. Лучше говорить хоть что-то, чем молчать.
…Да, толпа теперь определенно пела – Джеральд никогда прежде не слышал этой песни, но, судя по мелодии, это был религиозный гимн или псалом, переложенный на мотив старой популярной песенки. Толпа снова приближалась; неумолимо, но на сей раз почему-то безо всякой спешки.
– А теперь-то какого черта они делают? – мрачно вопросил Джеральд. Его нервы уже давно были на пределе.
Очевидно, толпа завершила свой маршрут и возвращалась с моря на главную улицу. Певцы задыхались и сбивались с ритма, словно устали от веселья, как дети на празднике. Кто-то надсадно хрипел, кто-то завывал. Но никто никуда не торопился.
– По-моему, они танцуют, – проговорила Фрина. Она качнулась, будто собиралась выйти и посмотреть.
– Нет, нет! – испугался Джеральд, отчаянно прижимая ее к себе.
На первом этаже под ними что-то страшно загрохотало. Входную дверь явно сорвали с петель. Было слышно, как гостиницу ворвалась орава, гарцующая и голосящая.
И всяк, кто жив, и хладный труп,
Все вместе в пляс пустились вдруг,
Пора настала, пробил час —
Когда плясать, коль не сейчас?
Только теперь Джеральд смог разобрать слова.
Повсюду хлопали двери, мебель, судя по звукам, ломалась и разбивалась в щепки. Звенели стаканы, трескался
