сердце. Борька от неожиданности хрюкнул, дёрнулся, не понимая, что произошло и откуда пришла эта острая боль, и тут же жалобно застонал, уткнув пятачок в землю.
Лёня, оставив шило в туше кабанчика, чтобы не причинять тому дополнительные мучения, потрепал животное по холке и встал, разминая затёкшие ноги.
Опустив голову на землю, Борька умирал, на собственной шкуре почувствовав несправедливость мира. От этого осознания хотелось плакать. Ещё недавно он весело хрюкал, поедая вкусняшки, а сейчас лежит, не в силах подняться. Боль ушла, ей на смену появилась волна усталости, затягивающая куда-то вверх. Хотелось закрыть глаза и отдаться этому чувству. Поросёнок понимал, что уже никогда не проснётся, не пробежится по загону, не будет радостно пускать пузыри в корыте, наполненном вкусной вареной картошкой, смешанной с сытным ароматным комбикормом.
Поросёнок ещё лежал, угасая, когда Лёня, привязав вторую верёвку, с помощью Виктора затаскивал тело на щит.
– Пусть дойдёт, не хочется живого смолить, – сказал он, вытаскивая сигарету из пачки.
Не успел докурить и до половины, как Борька дёрнулся в агонии и затих. Лишь маленькая слезинка выкатилась напоследок из его грустных глаз.
– Не плачь, внучка. – Дедушка погладил вышедшую из дома девочку по голове. – Ему уже не больно.
– Так, дети, – Лёня зажег горелку, – под ногами не путаемся, отойдите подальше.
Подойдя к мёртвому Борьке, он принялся охаживать его огнём. От высокой температуры кожа пошла волдырями, которые тут же лопались, вызывая сильный запах палёной плоти. Все волоски, которым было покрыто животное, моментально сворачивались, сгорая. Туша кабана в том месте, куда попадала огненная струя, скукоживалась, стягивалась, быстро уменьшаясь в размере.
Виктор, схватив нож, принялся чистить поросёнка, снимая кожаные лоскуты.
– Ну-ка, Санька, инструмент в руки и давай присоединяйся, – скомандовал Лёня, ловко управляясь раскалённой горелкой.
Мальчишка вопросительно посмотрел на деда. Тот кивнул, указывая в сторону лежащих рядом тяжёлых ножей, и вскоре Сашка, серьёзно нахмурив брови от собственной важности, неуверенно орудовал острым лезвием.
«фу, – подумала про него девочка. – Теперь ещё больше задаваться будет».
После того как с одной стороны кабан был почищен, Лёня добавил пламени и принялся обжигать тушу, которая постепенно становилась чёрной. За это время Виктор натаскал воды, и вскоре они принялись скоблить ножами и отмывать Борьку до желтизны. Управившись, ловко перевернули тушу и вновь приступили к работе. Когда весь кабан был готов, Лёня снова взял в руки горелку:
– Я всегда два раза осмаливаю, – довольно сказал он, – после меня шкура без единой щетинки. Это не на скотобойне – разок тупыми ножами прошлись и всё, торчат потом эти волосы; не понимаю, как такое есть не противно.
– Да городским всё равно, – улыбнулся
