кружить неустанно по ялтинскому серпантину,Этим морем и солнцем, и зыбким покоем дыша.
Прощание с Крымом
Л. Козовскому
Белеющей кромкой родного Понта,
Курортный закрыв сезон,
Уходит за линию горизонта
Печальный мой гарнизон.
Оставлены крепости, порты, склады —
Форпосты большой игры.
Десантная рота ночной прохлады
Вползает во все дворы.
Кто завтра нам, грешным, залижет раны,
Кто будет так с нами щедр?
Молчат кипарисы, молчат платаны,
Ветвями разводит кедр.
И нам ли, неверным, искать спасенья,
В раю застолбив места?
И первая капля тоски осенней
Упала в ладонь листа.
Молчи. Все слова будут нынче лживы.
Нальём и поднимем тост —
За август, за то, что ещё мы живы
Под брызгами этих звёзд!
За сонного моря скупые ласки,
За трапез ночных изыск,
За то, как вручную сажали в Ласпи
Багряного солнца диск!
За эту игристость, за это иго.
За то, что есть ты и я.
За неудержимость любого мига
Летучего бытия.
«Окон февральских морозная влага…»
Окон февральских морозная влага.
Свечечка теплится еле живая…
Что вы забыли, доктор Живаго,
В чреве летящего в бездну трамвая?!
Что потеряли вы в давке московской —
Средь костоломного единодушья,
Где даже сам Командор Маяковский
Шпалер ласкает, давясь от удушья?
Где вы, Арбата знакомые лица —
Музы любимцы, жрецы Гиппократа?
Люмпенским локтем пихает столица
В бок недобитого аристократа!
Кровью безвинной промокла бумага.
Мчится трамвай мостовыми Лубянки.
Что вы забыли, доктор Живаго,
В этой консервной грохочущей банке?!
Будет Голгофой маршрут ваш увенчан.
В облаке райском морозного пара
Бледные лица двух любящих женщин
Вас осенят у ограды бульвара.
Вот оно, Господи, – вырваться, выпасть
Зёрнышком – из молотилки Прокруста!
Но лишь – соседей похмельных небритость
С запахом злобы и кислой капусты.
Но – лишь метели дымящийся саван…
Свечечкой тусклою теплится совесть…
Хмурый кондуктор закроет глаза вам.
Вот и начнётся бессмертная повесть.
«Нападками газетными исколот…»
Нападками газетными исколот,
Вдали от всех превратностей и бед,
Ещё не стар, хоть далеко не молод,
Курил он, опершись о парапет.
Он всё глядел куда-то сквозь и мимо…
Она, уже давно не так стройна,
Но до сих пор мучительно любима,
Стояла рядом – спутница, жена.
Внизу искрилось ласковое
