пациента. Вырезаю пол и выкраиваю стену. Нитками пришиваю боковины. Олежа фиксирует мою работу полосками приклеиваемой бумаги. Выходит что-то грузное и больное – покрытое швами и белыми, напоминающими пластырь наклейками. Но прочность сооружение мало-помалу приобретает. С появлением одной стенки конструкция еще неустойчиво покачивается, но вторая стена и внутренняя угловая полка придает дому недостающую стойкость. Олежа тут же забирается на крышу и танцует некое подобие ламбады. Я с ужасом смотрю на прогибающийся картон, но конструкция выдерживает.
– У меня свой дом! Свой крутой до-до-домище! – поет Олежа. У него интонации завзятого рэппера, но тут уж я бессилен. Регресс, как и прогресс, неотвратим, а что есть первое и что второе, не объяснит ни один философ. Как хрестоматийную курицу с яйцом.
– Еще сделаем люк и встроим перископ, – предлагаю я. – Но сначала с освещением надо закончить.
– Круто! – поет-вопит Олежа и руками то ли боксирует, то ли вторит своим воплям. Между тем, снова зуммерит домофон.
– Еще один холодильник? – удивляется Олежа.
– Мама, – объясняю я. – Сейчас увидит и хлопнется в обморок.
– Подушку! – вопит Олежа. – Быстрее!..
***
– Та-а-ак…
Словцо – многозвучное, многозначное. Как паровозный гудок.
– Но он ведь все равно хорошенький! – Олежа дипломатично гладит холодильник. Все равно как пингвин белого медведя. Или наоборот?
– Угу, – поддакиваю я. – Хорошенький.
– Его зовут Аристон Иваныч. Так папа сказал.
Я снова киваю, а супруга Катя шумно вздыхает. Она стоит в дверях кухоньки и смотрит на нашу покупку. Снизу вверх и сверху вниз. Иначе и невозможно, поскольку агрегат напоминает блок, утащенный из снежного городка. Ощущение, что полкухни куда-то исчезло.
– Класс энергопотребления «А», абсолютно бесшумный, – бормочу я, и в эту секунду что-то предательски начинает урчать в животе у «Аристона Иваныча». Это тем более странно, что переваривать ему особенно нечего. Из всех прежних запасов мы переложили в него только пакет с пельменями и последнюю банку морской капусты. Для такого гиганта – форменный пустяк. Все равно как котлетка для тигра.
– Ты же давно хотела новый холодильник! – Олежа умело гнет свою линию и жмет на нужные клавиши. Ласковая ручонка продолжает оглаживать бок холодильника. – Смотри, какой он беленький, чистенький! Продавцы сказали: сто лет будет работать.
– Они много чего говорят!
– Да, но класс энергопотребления… – опрометчиво начинаю я, однако Олежа снова меня перебивает:
– Мам! На него уже и муха садилась. Противная! Я как закричал: «Эй, муха! Как ты не смеешь трогать папины чужие вещи!» И папа ее газетой – дыщ! И я – дыщ! А потом мы тряпкой все отмыли. Смотри, даже пятна не осталось.
Про пятно и муху это очень к месту. Похоже, Олежа дипломат не лучше меня. Катя грозно шагает к холодильнику, осматривает агрегат справа и слева, привстает на цыпочки.
