Из глубин гормонального моря поднималась тревога. Села на табуретку, обхватив колени красными от холода пальцами. Дыхание превратилось в судорожное пыхтение, замерзшее тело пробивала дрожь. В ожидании покупателей боролась c наивной верой в мецената, что выйдет из лимузина, спустится в подземку, как небожитель, и скупит барахло по тройной цене в последний рабочий час.
Увы, я была не склонна к магическому мышлению. Сарказм, меланхолия и скептицизм вернее маскировали слабости. Иные отзывались обо мне, как о черствой, зацикленной на себе девчонке, – не соглашалась, но и не спорила. Терпения у меня было чуть меньше, чем у ангела, но озлобленность не дотягивала до бесовской. Вычитала где-то, что человек – это то, чего еще нет, а также то, что силится быть. Так вот я – вытяжка из последнего дыхания папы и перегара мамы, которая стремится перейти в твердое состояние. Мамин дружок недавно сказал, что я Бедная Настя, только без княжеских кровей, смелости и хэппи-энда. Что же во мне от главной героини мыльной оперы кроме бедности? Возможно, то, чего еще нет. Это обнадеживало.
Прохожие пролетали бесформенными тенями, втягивая голову в воротники. Прибавилось немного денег после продажи зимних аксессуаров. Пересчитав купюры в поясной сумке, я засобиралась домой: сложила стопкой хрустящие пакеты с кофтами, освободила стенд от верхней одежды и уложила ее с остальными товарами в баул. Заметила пальто, подвешенное с утра рослым Андреем. Не подумала наперед, что не смогу снять его самостоятельно, а музыкант уже свалил. Ничего не поделать – пришлось взять съемник для одежды и подтянуться.
– Ну, давай же… – помолилась я, когда крючок в очередной раз лязгнул по цепи. Прыгающая с палкой девчонка, наверное, напоминала, какого-то шамана в ритуальной пляске.
– Э, телочка, продай нам свой лифчик! – раздалось за спиной.
Переход наполнился омерзительным хохотом. Я обернулась, прижав к груди съемник. У торговой точки стояло двое тощих парней в лыжных куртках, грязных кроссовках и шапках, стянутых к макушке. Тому, что пониже ростом, не доставало передних зубов, а верзиле – растительности на голове. Дылда покручивал бейсбольную биту, низкорослый надевал на пальцы кастет. Я сделала осторожный шаг назад. Еще один – и упрусь в стену.
– Вы что-то хотели? Закрываюсь же, – вкупе с вечно угрюмым выражением лица, которое я не могла контролировать, мои слова прозвучали дерзко.
Гопники натянули противные улыбочки. Низкий кивнул на поясную сумку и приказал:
– Отдавай бабки.
«Олег оставит меня без единственного способа платить за нашу с мамой квартиру, если не получит сегодняшней выручки. Подумает, что и деньги своровала».
– Че тормозишь, овца? – заметив, что жертва мешкает, «бейсболист» замахнулся битой. – Метнулась!
– Живо!
Моя голова качнулась влево-вправо. Будто я ей не хозяйка, она моталась, отказываясь от односторонней сделки с гопниками. Руки, словно оторванные от тела, сжали сумку с деньгами. Я не успела опомниться, как ноги сорвались с места и понесли
