были тоньше бечевки, и света едва хватало, чтобы не потерять ориентацию. В конце концов стало так темно, что Художник решил прекратить поиски и вернуться домой. На обратном пути он приблизился к узкому окну, куда сперва не заглянул.
На этот раз он увидел внутри кошмар, скрючившийся у изголовья кровати.
Комнату слабо освещал голубой хион; линия бежала по потолку, показывая скромную мебель и матрас без каркаса, на котором спали трое: родители, которыми кошмар не интересовался, и ребенок – более сочная добыча.
Мальчугану было года четыре. Он свернулся на краю, крепко закрыв глаза и обняв потрепанную подушку с вышитыми глазами – бедняцкую замену плюшевой игрушке. Было видно, что ребенок ею дорожит.
Кошмар был весьма высок, и ему пришлось скрючиться, чтобы не задеть головой потолок. Узловатая шея без костей, туловище, напоминающее волчье, выгнутые в обратную сторону лапы, вытянутая морда. Художник с ужасом понял, почему было так сложно выследить эту тварь. Тело кошмара почти не дымилось. Более того, у него были глаза. Белые, будто нарисованные мелом, но глубокие, как глазницы черепа.
С лица почти не капала тьма. Кошмар почти стабилизировался. Перестал быть бесформенным. Перестал быть бесцельным.
Перестал быть безобидным.
Чтобы достичь такого уровня развития, кошмару требовалось поесть не меньше десяти раз. Эта тварь наверняка очень хитра, раз успела совершить столько вылазок в город. Еще несколько походов, и она обретет плотное тело.
Художник отшатнулся и задрожал. Этот кошмар уже материален. Такие сущности способны убивать людей сотнями. Каких-то тридцать лет назад стабильные кошмары уничтожили целый город Футиноро.
За столь высокий риск Художнику не платили. В прямом смысле. Существовало особое подразделение для борьбы со стабильными кошмарами. Эти специалисты путешествовали по всей стране, откликаясь на вызовы из разных городов.
Волнение Художника нарушил тихий всхлип. Он перевел взгляд с кошмара на матрас, где дрожащий ребенок зажмурился еще крепче.
Мальчик не спал.
На этой стадии развития кошмары могли питаться сознательным страхом с тем же успехом, что и бесформенными пугающими сновидениями. Кошмар провел когтями по щеке ребенка, оставив кровавые следы. Жест был почти ласковым. Почему нет? Тварь сформировалась, обрела плотность благодаря глубинным страхам этого ребенка.
По ходу моего рассказа у вас могло сложиться не самое лестное мнение о Художнике. Если так, то в целом это вполне оправданно. Он сам был виноват в большинстве своих проблем и, вместо того чтобы решать их, предпочитал строить обманчивые иллюзии и жаловаться на судьбу.
Но заметьте, что в тот момент, не будучи замечен кошмаром, Художник спокойно мог уйти, скрыться в ночи. Он мог доложить о случившемся бригадиру, и тот бы отправил Соннадзор на поиски кошмара. Большинство художников так бы и поступили.
Но наш полез в сумку.
«Слишком шумишь. Слишком шумишь!» – думал он, сбрасывая сумку на мостовую и торопливо доставая холст.
Нельзя
