осторожно и ласково его светлые волосы, сжимаю в объятиях.
С гулко бьющимся сердцем, шепчу успокаивающие слова.
Александр осторожно разрывает объятия, и мне внезапно становится холодно и неуютно. Ненадолго успеваю разочароваться. Его рука уверенно находит мою и переплетает наши пальцы. Вспыхивают щеки, и, я заставляю себя дышать глубже. Смотрю, как Лидия протягивает Дилану салфетку. Тот благодарно кивает и вытирает кровь с носа.
Дилан, прежде чем смерить меня долгим взглядом, странно смотрит на наши сомкнутые руки. Затем возвращает себе безразличие. Даже не хочу знать, что у него на уме.
Бесчувственный эгоист.
– Поговорим позже, – говорит невозмутимо Дилан. – Когда остынешь.
И уходит, даже не обернувшись. Лидия кивает нам обоим, и идет за ним.
– Равнодушный ублюдок, – хрипит Александр. Тяну его к скамейке и присаживаюсь рядом. Молчу, в надежде что он поделится со мной переживаниями сам, без моих расспросов. Что он и делает.
– Маме становится все хуже и хуже, – слабым голосом произносит он, опуская голову. – Я не помню, когда видел её в трезвом состоянии. А когда она улыбалась, не могу сказать. После развода она не находит себе места. А он… – его кулаки сжимаются, – Ему плевать. Он заводит себе любовниц, улыбается, ходит на ужины. Позволяет себе над этим шутить. Когда мы прилетели, он даже не захотел ей чем-то помочь. Зашел, отвесил пощечину, и вышел.
Распахиваю широко глаза. Не могу поверить в услышанное.
– За что?.. – выдавливаю я, чувствуя жалость к его матери. Сочувствие. Прежде всего к Александру. Но чувство восхищения больше.
– После развода остался с ней только я. Дилану было плевать. Он уехал с ним.
Никак не комментирую его откровение. В знак утешения дотрагиваюсь до его волос, перебираю пряди. Они у него на удивление мягкие. Киваю, тем самым прошу его продолжать.
– Дилан не виноват, но… я все равно чертовски злюсь, – сокрушенно признается он. – На отца.
– Так значит ваши родители…
Не знаю, могу ли спросить…
– Да, – кивает он, поворачивая голову ко мне. Его глаза находят мои. – В разводе.
Он устало выдыхает, и переводит взгляд на мои губы. Все тело, в один миг, превращается в натянутый нерв.
– Она не может оправится… как бы я не старался ей помочь.
Его ресницы трепещут, и я разрываюсь от желания его утешить, поддержать, развеять грусть. Краснею, дрожу, теряюсь от него. Ну же! Думай! Думай черт возьми, что ему сказать. Что-нибудь нужное, важное…
Его голова опускается на мое плечо, и мысли испаряются. Он сам находит мою ладонь и сжимает. Заставляет меня забыть обо всем.
Нервно сглатываю и робко отвечаю на его прикосновения.
– Спасибо… и прости меня.
– За что? – удивляюсь я.
– За… – он запинается, поднимает взгляд. И твердо произносит. – За
