миг. После которого жар интереса вспыхнул с новой силой:
– Тогда… Желаешь ли ты углубить эксперимент?.. – покоившиеся на плечах некроманта ладони скользнули по серебряной вышивке на груди.
Тот чуть наклонился и размеренно прошептал на ухо:
– Если я скажу, что это будет сделано во имя науки, я запятнаю себя чудовищной ложью.
Тем алым закатом Леонардо впервые остался на ночь в лесной хижине, напрочь забыв про десятки своих дорогих имений.
* * *
Порталы остались в прошлом – Ли разрешила Леонардо телепортироваться сразу за барьер. Некромант стал ещё более частым гостем. Пока женщина занималась делами по хозяйству, всячески развлекал Эффалию. А заодно проводил исследования. Замерял темпы интеллектуального развития – они не уступали физическому, обгоняя среднестатистические показатели: особенно феноменальным казалось вычленение смысла из сложной для детского понимания речи.
С приходом весны, в возрасте девяти месяцев, малышка научилась не только ходить, но и произносить отдельные слова. Хотя общаться предпочитала ментально, делясь яркими образами: сущность моалгрена брала своё. Доказательство тому – звериное обличье, в котором она была значительно ловчее и быстрее.
Среди произнесённых слов затесалось и «папа». Оно прозвучало лишь раз, крайне сумбурно и неожиданно, когда занятый записыванием наблюдений колдун оградился даже от малых ментальных посылов. Иного способа обратить на себя внимание дочь не придумала. Тогда Леонардо от удивления ненадолго потерял ход мыслей. А вместе с ним и желание что-либо конспектировать. Однако пока он воодушевлённо развлекал Эффалию телекинетическими горками, нахлынувшая гордость плавно переросла в амбивалентность: с одной стороны – уникальность чада тешила самолюбие, с другой – тоскливо смотреть на потенциал без будущего.
Тем не менее Леонардо хотел для дочери счастья… хотя бы в те два года, что ей были отведены.
* * *
Для картографа Басторгский Лес – всего лишь стиснутое грубыми холмами пятнышко. На деле же он раскинулся на сотни миль. Многим деревьям здесь уже не по одному веку. Они видели, как развивался местный город. Как ширилась единственная ведущая к нему дорога. Как изрезались тропками обманчивые солнечные опушки. Почему обманчивые? Стоит зайти поглубже, уткнёшься в тесноту колючих зарослей, топких болот и похожих друг на друга полян – заблудиться проще, чем пнуть трухлявый гриб. Поманила сочными ягодами ежевика, и вот ты уже молишься добрым богам, чтобы найти обратный путь. А если на медвежий след набредёшь, то и у злых помощи просить станешь. Человеку в чащобах разве что смерть свою искать. Конечно, если он не охотник или не разбойник. Последнего вообще лесом не напугать. Для него это дом. Спасение от виселицы, с которой, в отличие от зверя, разойтись не получится. Да и какой медведь полезет к костру и ораве шумных людей?
Так же думали «Черви», банда, что
