Она на мгновение спрятала свое лицо в полотенце, что держала в руках. Нежные, тонкие руки превратились в грубые, угловатые коряги. Пальцы впились в полотенце до синевы. Я услышала чуть уловимый стон. Тело её содрогнулось. Она показалась мне такой маленькой, хрупкой. Но через мгновение она выпрямилась, убрала полотенце от лица и грустно улыбнулась. Её рука потянулась к дочке и заботливо погладила ту по голове. А потом она придвинула ко мне тарелку с лепешками и тихо сказала:
– Поешь. Расскажешь позже.
Я чувствовала, что сейчас даже самый крошечный кусок в горло не полезет, до такой степени у меня внутри все сжалось, но настойчивый взгляд зелёных глаз неумолимо следил за мной не оставляя выбора.
– Спасибо, – выдавила я из себя и отломила кусочек от лепешки и положила в рот. Нежная, воздушная, с небольшой кислинкой и хрустящей корочкой лепешка в сочетании со сладким и теплым мёдом просто таяла во рту. И это затягивало. Я не заметила, как съела первую лепешку и взяла вторую.
Женщина измученно улыбнулась и вышла во двор. А я застыла: «Какая же я сволочь. Наслаждаюсь едой, когда у людей такое горе», но тут на мою руку легла теплая детская ладошка.
– Ешь. Не бойся. Мама ещё вчера оплакала брата.
На меня смотрела пара черных глаз. Девочка тихо заговорила:
– Через нашу деревню проехала черная армия. В клетке у них сидели монахи из монастыря брата. А черная армия в живых не оставляет.
Милое детское личико помрачнело, глазки заблестели.
– Одно не могу понять, за что их убили?
Хозяйка сидела на пороге дома и смотрела на нас пустым, безликим взглядом.
– Я думала, что монастырь самое спокойное место для моего Янзы. Если бы он остался тут, то его бы забрали в армию. А оно вон как получилось.
В руках она держала миску с яблоками. Миска наклонилась, и вода тонкой струйкой потекла на пол, как слезы, что стекали из ее глаз. Лёгкий ветерок играл выбившимися из-под платка белыми прядями. Но лицо, как и голос не выдавали скорби. Она говорила свободно без зажимов:
– Янзы, когда приезжал в гости с таким удовольствием рассказывал о монастыре, о разнотравье, которое они собирали. Светился как солнышко. Они жили простой, уединенной жизнью, а тут такое. Ума не приложу, что могло случиться.
– Я молчала. Сухое и банальное «соболезную» мне казалось глупым. Это не то, что стоило сказать в такой ситуации.
– Ты можешь мне сказать за что их убили?
– Они защищали монастырь. Он погиб как воин.
Я рассказала ей о том, как меня отправили собирать цветы и то, что я обнаружила, когда вернулась. И об оборотнях, которые разрушили монастырь до конца.
Когда я говорила, женщина слушала не перебивая. Она неотрывно смотрела в ночную пустоту. А потом повернулась ко мне:
– Ты можешь мне сказать, почему черные войны пришли в монастырь? Я хочу знать, за что погиб мой мальчик.
– Пророчество. – Я решила, что она имеет право это
