Павловича и как тот так долго сидит в главных. Видать, он пил водку с кем-то повыше меня, рассуждал Феликс, и хотя задирал сотрудников в своей иезуитской манере и всем порядочно надоел, его не выгоняли и даже ко всеобщему огорчению не понижали, ему даже не ставили на вид за его фокусы, и он, разумеется, не знал удержу. Бывает же такое счастье – человек не знает своего горя. А всё потому, что лижет зад очень высокому начальству. Хотя мне-то что? Это же он лижет, а не я.
– Как насчет сверхурочных?.. – спросил Феликс, обходя необъятную, как поле, кровать и не отрывая восторженного взгляда от девицы.
Пятки у неё были похожи на поросячьи пятачки – розовые, крепкие и задиристые. «Вот это да-а-а…» – подумал он, и девица вроде ничего, судя по курносому носику, даже симпатичная. Но он зря отвлёкся, потому что за всё надо расплачиваться, и за удовольствие – тоже.
– Опять ты за старое? – услышал он противный голос Соломки. – Сколько раз можно говорить…
– Ну а как же?.. – перебил он его, надеясь, что начальство всегда должно быть умнее подчинённых. – Вы, Александр Павлович, извиняюсь, вытаскиваете меня из постели в три часа ночи…
– Не в три, а в пять, – уточнил Александр Павлович безапелляционным тоном.
Похоже, ему было глубоко наплевать на это обстоятельство.
– У нас что, отменили трудовое законодательство, – зло полюбопытствовал Феликс, – или профсоюзы?.. Сегодня, между прочим, воскресенье.
– Нет, конечно… – признался Александр Павлович так, словно во всём был виноват исключительно один Феликс. – Но…
Хотя за окнами кризис был в полном разгаре, законов ещё не отрицали – их тихо игнорировали, кто хотел и как хотел. Выгнать с работы Феликса никто не мог, даже если бы очень и очень возжелал, потому что он был из касты неприкасаемых. Его работу курировали, он только догадывался, кто именно – учредители из Лэнгли[7] и лично мистер Билл Чишолм. Пока я делаю всё правильно, меня не дёргают, думал он, а правильно я делаю всегда по определению. Таков «принцип благополучия». Чтобы его соблюсти, надо совсем немного: надо правильно ориентироваться в «новой свободе». Для этого достаточно Александра Павловича, а уж его-то я как-нибудь обведу вокруг пальца.
Предположим, думал Феликс, учредители снимут Соломку, пришлют нового, возможно, ещё более худшего дурака, хотя куда уже хуже. Будет лезть из кожи вон, соваться во все дырки, бизнес мой испортит. Пока сработаемся, пока то да сё. Ещё неизвестно, как новая метла пометёт. А Соломку, если озвереет, можно прижать и другими способами, например в подъезде собственного дома. Но это запасной вариант, о котором лучше не думать, а спрятать в самый дальний уголок памяти. С другой стороны, стукачество в компании не поощрялось, хотя тот же самый Соломка имел подобный контингент, например Глеба Исакова. Впрочем, стучать можно только на тех, кто ниже уровня главного редактора. А так как Соломка демагог и любил красоваться, то и набор фраз у него,
Лэнгли – штаб-квартира ЦРУ.
