троих в город отправил?
– Двоих. Алёшу я сегодня видел. А вы и их знаете?
– Вернёшься, поговорим. Только обязательно сегодня вернись, чтобы новой беды не случилось.
* * *
В дом к Галине он не стал заходить. Обыскал баню и хлев. Уже смеркалось, когда он заглянул в полуразвалившийся сарай. В тёмном углу на подгнившей стене висели ржавые цепи с ошейником. Он вытащил их на свет и увидел истлевший лоскут, жёлтый в мелкий цветочек. Такое платье было у Любавы.
Галина смотрела телевизор и пила чай. Матвей бросил увесистую цепь на стол так, что звякнули чашки в серванте.
– Это что? – проревел он.
Галина запричитала, закрыв лицо ладонями:
– Ой-ей-ей! А что делать-то было? Позор же на мою голову, не на твою. За дочкой не углядела. С женатым командированным спуталась, забеременела. Так и аборт делать не захотела! А я…
– Ты её… кровью напоила? – Матвей побледнел от своей догадки.
Жена отняла ладони от красного лица. Глаза были сухими. Проговорила чётко, словно выплёвывая слова:
– Порченая она была. Печать медведя. Всё равно бы или в лес, или с цыганами ушла. И внуков таких же порченых бы родила.
* * *
Стемнело. Круглая луна висела над крышами спящих домов. Знахарка ждала его на скамейке у своего дома.
– Вернулся? Что сказала?
– Всё. Стала Любава медведицей. А если я её в лесу отыщу, сможете назад обратить?
– Не узнает она тебя. Месяц или два они помнят, как людьми были. И родителей помнят. А потом всё. Зверь и зверь. Не вернёшь. А братья Алёшины как давно в школе не были?
– Болели они больше месяца.
– Плохо дело. Печать медвежья на всех троих. Показала мне детей Софья, когда они из соседнего посёлка к нам переехали. Видать, двоих уже не уберегла. А Алёшу ты спасти можешь, если не дашь сегодня к крови притронуться. Поторопись. Нет, постой-ка! Я мигом!
Старуха на удивление легко поднялась с лавки и скрылась за калиткой. Вернулась она с тёмным пузырьком, поблёскивавшим в лунном свете. Зашептала:
– Шёл Митька по нитке, встал на камень – кровь не канет. Тьфу. Тьфу. Тьфу. Ключ да на замок. – Она протянула пузырёк Матвею. – Пей. Пей, не бойся.
А тот и не боялся.
– Это Любава ко мне тогда ночью приходила? Под окнами плакала, помощи искала?
Знахарка кивнула. Значит, это дочкины стоны он тогда слышал и не помог ей. Матвей снял очки, вытер глаза. Одним глотком осушил пузырёк, даже вкуса не почувствовал.
– Поспешай с Богом! Если туго придётся, кровь пойдёт, повторяй: «Встал на камень, кровь не канет. Ключ да на замок». Запомнил?
Отчего же не запомнить. На стихи похоже. Он их знает столько, что за два дня не рассказать.
– А некоторые так запомнил, что вовек не забыть, – сказал он вслух. Вспомнил
