Я, конечно, из своей жизни многое что помню. Пьяные лица, иногда и драки… Но ты скажи мне… Правда, что моя мама была очень плохой женщиной?
Вопрос был очень прямой, и уйти от него у Рудых не имелось никакой возможности. Промолчать нельзя, а сказать неправду он не мог.
Старик не умел лгать, да и не хотел. А если бы когда-нибудь в жизни и попытался бы соврать, то у него ничего бы не получилось.
– Ты мне вопрос задала прямо в лобешник, – Степан Акимович почесал подбородок. – Варвара, твоя мамка, ведь моя дочка, что ни говори. И в живых её нет. О покойнице не стоило бы нехорошие слова говорить. Но ты уже взрослая. Потому и скажу всё, как есть. Чего уж там финтить.
– Говори уж, вредный старик, – прошептала она. – Должна же и я кое-что знать, а не только люди добрые.
– Твоя мать, Амелия, была первой стервой в Кедровой Выси, ни одного мужика мимо себя не пропускала. И в последнее время пить стала крепко. Сама знаешь. Много от неё несчастий к другим перешло. Да и сама, как собака, в снегу замёрзла. Именно, как собака. Лучше и правильней не скажешь. Правда есть правда.
– Как ты можешь такое говорить о моей матери? – Амелия искренне возмутилась. – Да ведь она и дочь тебе! Сказал – и тут же забыл. Бессовестный и наглый ты, дед Степан!
– Говорю, что есть. А если точно выразиться, говорю о том, что было. Дочерью или не дочерью Варвара мне являлась, какая разница!
– Но ведь и отец мой, Игнат Древцов, попивал изрядно. Но охотник был… и, люди говорят, что человек хороший. Добрый к людям.
– Слишком добрый. Но был, да сплыл. После смерти Варвары у него совсем крыша поехала. Ты ведь хорошо помнишь, что сгорел он заживо в своём доме. Одни кости от него и остались. Всё твоё наследство – это пепелище. Хорошо, что ты со мной, у меня в избе тогда находилась, а то ведь и тебя огонь бы сожрал.
– Это даже страшно слушать. А ведь, считай, их беды и поныне рядом с нами.
– Так и есть. Непутёвые у тебя родители были. Принеси-ка мне, Амелка, самогонки! И не ругайся! Ничего страшного не происходит. Сама знаешь, я один раз в полгода напиваюсь. Иногда можно. Не смотри на меня так. Сегодня сам Бог велел. Мне хочется многое тебе сказать, внучка…
– Я готова выслушать всё, дедушка.
– Мало ли. Кажется, как на духу, что мне осталось совсем немного топтать сибирскую землю… Чувствую, меня не проведёшь.
Она посмотрела на него с нежностью и любовью. Наигранно строго сказала:
– Вредный старикашка! Ты что мелешь своим языком? Ты хочешь на этой неприветливой и не совсем доброй земле, в аду, оставить свою красивую внучку?
– Чушь городишь, Амелия! Земля у нас хорошая, и люди такие же. Сама будь добрей, и всё образуется. Земля как земля.
– Нет! Ты эгоист. Меня хочешь оставить? Самую пригожую! Самую прекрасную. Всегда помни обо мне! Ты не имеешь права умирать. Я тебе не разрешаю!
– Надо же, генерал какой. Она мне не разрешает! Вот ты меня ругаешь, Амелия, а мне приятно. Даже ведь и жить хочется.
