«Этой добрячке я подарю прекрасного принца!». А потом вспомнила, что Эшлен с подвохом. Так что, что досталось, то досталось!
Дану снова громко рассмеялась. Показалось, что от её хохота задрожали стены. Она сделала еще несколько кругов по комнате, выжидая реакции Мессалин, а затем застыла у её кровати, уставившись в кудрявый затылок. Девочка непонимающе наклонила голову к плечу.
– Ты действительно не хочешь у меня ничего спросить?
Мессалин накрылась с головой и прижала подбородок груди. Дану запрыгнула на кровать, забралась под одеяло, втиснувшись в узкое пространство между Мессой и стеной.
– Когда меня оживили, я тоже была в шоке, – зашептала она. – Так странно, умереть человеком, а восстать черт знает кем. До сих пор не знаю, радоваться или нет, – она перевернулась к Мессе лицом и прижалась щекой к её груди. – У тебя хоть физическое тело есть, радуйся. А я лишь бесплотный дух, созданный только для того, чтобы бродить по этому старому дворцу и следить, чтобы все шло по плану. Такое себе занятие…
Месса плотно сжала веки. Все тело слегка потряхивало. Кожа покрылась мурашками, конечности похолодели. Демонша грустно вздохнула и продолжила:
– Я умерла лет сто назад. Мальчишки утопили. Случайно, конечно, играли мы… Помню как противная горькая вода заливалась в легкие. И в рот заплыла огромная толстая пиявка. А потом междумирье. Раньше там было очень даже неплохо. Не тот фарш, что сейчас, уж поверь. Настала моя очередь «выходить», как вдруг что-то пошло не так. Я полетела вниз. Так быстро и стремительно, души только и успевали мелькать. Было так страшно снова умирать. Не представляешь как. Ох, не знаю за какие заслуги Аббадон вытащил именно меня, но… – девочка замялась, подбирая слова. – Смерти больше нет, Мессалин. Ни для меня, ни для тебя.
Дану чуть выпрямилась и приложила губы ко лбу Мессы, аккуратно чмокнув. Холод прошелся в месте поцелуя, как поток легкого ветра, но никак не физического контакта. Демонша улыбнулась и растворилась в воздухе. Как только последние пылинки опустились на кровать, девушка вновь провалилась в сон.
Вместе с утренним Солнцем на улицы столицы опустила свою тяжелую ногу большая метель. Непроглядная, мокрая, ледяная. Крупные льдинки кружились в воздухе, врезались в стекла, стены, бились о металлические щиты, крыши домов. Царапали фасады магазинов и разбивались на тысячи осколков, которые ветер подхватывал снова, продолжая крутить на своей карусели. Люди закрыли окна и двери, спрятавшись в домах, в окна которых так настойчиво стучала метель. Она выла, распеваясь, брала самые высокие ноты, от которых брал настоящий ужас. Как расстроенная скрипка, как предсмертные хрипы, как скрипучий пол в доме, который когда-то был родным. Эта музыка царапала сердце, грызла душу, заставляла спрятаться где-то в дальнем углу и замолчать.
Колокол церкви ударил лишь один раз. Ветер заставил умолкнуть и его, крепко зажав в ледяных тисках. Звонарю не удавалось заставить железо петь, нечто держало
