и ближе подбираясь к лицу, ползла жирная переливчатая муха. Она, не обращая никакого внимания на хозяина новенького портфеля, иногда останавливалась, вертела головой с выпуклыми глазками, шустро потирала тоненькие лапки, вздрагивая перепончатыми крылышками, и продолжала путь дальше. Была ли цель у мухи, пусть попробуют объяснить диптерологи*, но в голове мальчишки моментально вызрел план.
***
– Смотрите, что у меня есть! – громко сказал он, подойдя к одноклассникам. Все головы дружно развернулись в его сторону, и он гордо достал из-за спины переливающуюся муху, из которой торчала увесистая жёлтая травинка. Серёжа подкинул муху вверх, и она медленно, надрывно гудя, пробороздила воздух, но далеко не улетела – он ловким движением остановил её на лету, ухватив за соломинку. В глазах парней вспыхнул интерес, один воскликнул: «Ух, ты!», второй спросил, сам ли он так сделал, а третий стоял, разинув рот. Потом они все вместе проделывали этот фокус, отлавливая мух и даже шмелей. Над шмелями угорали хором – до того потешно те пыжились!
Мамаши малышей смотрели на резвящихся мальчишек, носящихся по двору с криками, но помалкивали в их адрес, мало ли чем дитя тешится – лишь бы свои не плакали.
А Серёга выдумывал всё новые и новые трюки, и все с восторгом смотрели, как далеко может улететь муха с оторванными подкрылками или как сядет на цветок шмель без лапок.
Эта четвёрка, давшая себе имена благородных героев, не так давно по меркам времени влетевших на экраны телевизоров со страниц Дюма-отца*, с тех пор стала заправлять всем классом, сбивая с толку, с ног, с парт. Прозвище д’Артаньян как предводитель безоговорочно получил Серёга Гущин. Правда, очень быстро имена претерпели изменения в пользу краткости. Гущин стал Дартом, пухлый Портос Виталька превратился в Парту, Арамис Толика сократился до Ары, а Атос, ещё один Серёга, зазвучал как Атас.
***
Осень неумолимо перетекала в зиму, и вместо настоящих, обречённых на суетное выживание мух всё больше теперь летали мухи белые, холодные и равнодушные к забавам ребятни, но двор продолжал жить своей жизнью. Мамаши выставляли к подъездам спящих в колясках малышей или выгуливали их, неповоротливых, держа за шарфики сзади. На деревьях усилиями жителей двора появились кормушки для птиц, а у Гущина созрел новый план.
Ловить пичуг оказалось сложно, но, как говорится, можно, – Серёга весь изводился, пока тратил время на нежелающих участвовать в его экспериментах птахах, а потому каждая пойманная тварь доставляла огромное удовлетворение. С кошками дело обстояло куда проще – они клевали на кусочки колбасы, как рыба на жирного червя, и при их поимке у мальчишки не возникало таких приятных ощущений, как в случае с птицами, но и кошки шли в дело.
Свой штаб Серёга обустроил за гаражами, что притулились к улице со стороны лога, по низу которого протекала речушка, полностью оправдывающая своё название Ива:
