направляясь в сторону кухни.
– Иду, – отозвался я и последовал за ним.
На кухне, на столе, меня ждала тарелка с непонятным зеленым веществом, от одного вида которого меня передернуло.
– Что это? – с опаской спросил я, указывая на тарелку.
– Это «Сон волка», – ответил Чингис, его лицо было непроницаемо, словно маска. – Съешь это и быстро за мной.
– Хорошо, – выдавил я из себя, стараясь не выдать своего отвращения.
Превозмогая тошноту, я принялся разжевывать противную на вкус травяную смесь, а затем поспешил за учителем, который уже вышел из дома.
– Как себя чувствуешь? – спросил мастер, когда я догнал его.
– Голова кружится, – ответил я, чувствуя, как к горлу подступает тошнота.
– Сам виноват, – внезапно прошептал Чингис, его голос звучал приглушенно, словно доносился издалека.
– В чем же? – спросил я, с трудом фокусируя взгляд на учителе, который, как мне показалось, на мгновение стал полупрозрачным. Но я списал это на головокружение, вызванное «Сном волка».
– Во всем, – произнес Чингис, его голос становился все громче, приобретая металлические нотки. – Все смеются над тобой, ты никому не нужен. Кто ты такой, чтобы ходить по святой земле?
– Что ты такое говоришь? – злобно спросил я, чувствуя, как гнев поднимается во мне, словно огненный смерч.
– Твои родители презирают тебя, – продолжал Чингис, постепенно повышая голос, его слова били меня, словно плети. – Ты и гроша ломаного не стоишь. Твоя жена…
– Хватит! – закричал я, не в силах больше терпеть эти оскорбления.
Я попытался ударить Чингиса, но мой кулак прошел сквозь него, словно он был соткан из тумана.
Учитель растворился в воздухе, затем появился позади меня, продолжая издеваться надо мной, сыпать соль на незаживающие раны прошлого. Я начал думать, что схожу с ума, реальность вокруг меня трещала по швам, превращаясь в кошмарный сон. Стало невыносимо больно, эта боль пронзала меня насквозь, разрывая душу на части. Я кричал, умоляя Чингиса остановиться, пытался ударить его, убежать, но все было бесполезно. Он был словно призрак, неуловимый и безжалостный. Все, что я мог – это кричать, захлебываясь в собственной боли.
Мрак сгущался, мир вокруг меня плыл, превращаясь в бесформенную массу. Чингис мерцал из стороны в сторону, словно насмехаясь над моим бессилием, а затем начал бить меня, нанося удары по всему телу. Я продолжал кричать, но постепенно мой голос пропал, превратившись в хриплый шепот.
– Сдаешься, мальчишка? – смеялся шаман, его голос звенел, словно клинок, выхваченный из ножен. – Это все, на что ты способен? И я тебя должен учить?
Я хотел ответить, но уже не мог. Чувствовал себя, как рыба, выброшенная на берег, – таким же немым и беспомощным.
