дерево.
Я замер в изумлении. Поверить не могу, что здесь ещё и деревья разговаривают!
– К-Как? Т-ты говоришь? – невнятно пробубнил я.
– Моё имя – шелест этих листьев в лунную ночь. Я уже сто с лишним лет стою на одном и том же месте, здесь, у этого родника…
– Извините, если я вдруг наступила на Вас ненароком, – неохотно извинилась Наамах.
– Я не в обиде, – заскрипело оно вновь. – Испейте воды, что течёт под моими корнями. Это всё, что я могу предложить вам взамен на вашу милость поговорить со мной.
– Не беспокойтесь, пожалуйста, – обратился я к дереву на «Вы», испытав глубокое уважение к его возрасту. – Мы рады говорить с Вами…
И так мы ещё долго вели беседу. Я набрал воды из ключа, бьющего из-под его корней, в руки и отхлебнул, вытирая забрызганные щёки рукавом. Вода была чистой и сладкой, намного слаще той, что я когда-либо пил.
– Ты выглядишь странно, – прохрипело старое дерево. – Одеяния твои не из нашего мира.
– Он не здешний, – ответила за меня Наамах.
Солнце стало потихоньку заходить.
– А куда вы держите путь?
– Мы идём к господину Арма…
– Армаэлю. За мечом для этого коротышки, – перебила меня дьяволица.
– Я слышало о нём. О, он воистину великий кузнец!
– А где Клементина? – поинтересовался я у Наамах.
Она отмерила двумя пальцами нахождение солнца на небосводе и спохватилась.
– И вправду! Её нужно отыскать! – с испугом в глазах сказала она.
Я с трудом привстал и, еле поспевая за быстрым шагом Наамах, поковылял в чащу, оставив дерево в одиночестве. Клоун побежал вместе с нами.
– Клементи-и-на! – позвала она.
– Клементи-и-на! – вторил ей я.
– Она зашла слишком далеко и, наверное, потерялась, – сказала взволнованная дьяволица.
Я устало опустился на пень, находящийся вблизи.
Становилось всё темнее и темнее, и звёзды, мерцающие синим льдом, рассыпались по всему почерневшему небу.
Сумерки опустились на лес, зажглись огни светлячков, и только тихий стрекот ночных насекомых был слышен в замирании и пустоте звуков чащи.
– Где же нам теперь её искать? – спросил я Наамах.
Шут расплакался, спрятавшись за моей спиной, схватившись за мою одежду, порванную кровожадными бесами.
Бор глухо зашумел, навевая страх. Ночной холод собирался в миллиарды чернеющих крупинок, щекотавших озябшую кожу. Через пышные дымчатые облака мчался ветер, и тени деревьев, согнувшихся в коряги, причудливые ужасающие формы, выстроились в пугающе чёткий ряд. Были видны очертания лица Наамах, но видны едва ли: её алые губы посинели настолько сильно, что я вмиг поверил в сверхъестественность здешних ночей. Бесконечно подробная глубина тёмно-синих оттенков запахла
