вторая, а на пороге появилась медсестра, но уже другая. У неё было тучное тело, огромные глаза и слипшиеся от туши ресницы. Она сказала, что у меня сейчас будет «большая миграция» и чихнула. Я посмеялся бы от души в любой другой раз, если бы не эта чёртова тревога, заставляющая трястись всё моё тело, не дающая сомкнуть глаз всю ночь.
– Возьми с собой своё постельное бельё, – шутливо улыбнулась она.
Я покорно кивнул, и мы вышли в коридор, оставив кудрявого мальчика одного в боксе.
В пространстве между дверьми лежал мой рюкзак с вещами, и тучная женщина взяла его в одну руку, а другой придерживала меня за предплечье.
Свет ослеплял глаза, и в отражении стёкол я видел свой измождённый силуэт: сальные клочья чёрных волос, пугающий взгляд с оттенком психической неустойчивости, эта серая больничная футболка с печатью, искусанные до крови губы и шрамы… Шрамы, которые невозможно не заметить.
Какое же ты ничтожество. До чего ты довёл себя? Ты не достоин чего-то лучшего, кроме того, что имеешь сейчас, кусок собачьего дерьма!
Я отвернулся от отражения и стиснул зубы. Мы прошли практически весь коридор, прежде чем остановились около бокса номер «шесть». Это явно отсылка.
Когда мы вошли внутрь, я спрятал рюкзак в ящик.
В шестом боксе уже было двое ребят.
– Тётя Женя, а Вы верите в домового? – спросил парень, лежавший у самого окошка, выходящего в коридор.
Он был коротко пострижен. Всего пару-тройку месяцев назад, наверное, был совсем под единичку.
– Я сама домовой, – отозвалась тётя Женя.
– Не уходите, пожалуйста! – набросился на неё другой парень с объятиями.
И я понял, что мне ужасно непривычно. Больше изоляции! Может сделать какую-нибудь дикую стереотипную психическую хрень, чтобы меня отослали в одиночное место?
– А вы знаете, как зовут жену домового? – тётя Женя поставила два указательных пальца к вискам, изображая рога. – Домаха!
Я не выдержал и съязвил: «Так, значит, Вы лесбиянка?».
Глаза тёти Жени стали круглыми, как два фарфоровых блюдца, и она поспешила уйти.
Как только захлопнулась дверь, громкий хохот обрушился землетрясением на всё первое отделение. Они ржали как никогда в своей жизни.
Мне стало ещё хуже, поэтому я просто молча постелил бельё на кровать, находившуюся слева от окна, выходившего на улицу, и отвернулся к стене.
Может зря я сказал это?..
Я открыл глаза. По ощущениям проспал всего часа два. Но как же мне не хотелось просыпаться. Не из-за того, что я не спал несколько суток, а из-за того, что когда ты спишь, возникает иллюзия смерти. А мне просто хотелось выделить всю мою жизнь синим полем и нажать «Delete».
Курить охота. Я готов убить кого угодно за сигарету. Я уже чувствую этот горьковатый аромат табака, как я жадно втягиваю угарный газ через фильтр. О, мучительная
