на коротко стриженной, как у тифозной, голове, предстала перед отцом без лишней скромности и страха и объявила, что канделябры до сих пор при ней и что она забрала их, единственно чтобы позлить монахинь. Агустин дель Валье схватился за хлыст для верховой езды, но жених выступил вперед, готовый принять наказание на себя. И тогда в дело вмешался сам епископ, крайне утомленный, но все равно облеченный полнотой власти; он привел неопровержимый аргумент: свадьба не заставит сплетников умолкнуть, если новобрачные явятся со следами побоев на лице.
– Распорядитесь, чтобы нам принесли по чашечке шоколада, Агустин, давайте сядем и побеседуем как достойные люди, – предложил священнослужитель.
Так они и поступили. Паулине и вдове Родригес де Санта-Крус велели подождать в другой комнате, поскольку переговоры – это мужское дело, и вот, опустошив несколько кувшинов горячего шоколада, мужчины пришли к соглашению. Позже был составлен документ, в котором ясно излагались финансовые условия, а доброе имя обеих сторон объявлялось незапятнанным; бумагу заверили у нотариуса и принялись обсуждать детали свадьбы. А еще через месяц Джейкоб Тодд присутствовал на незабываемом празднестве, где баснословно хлебосольная семья дель Валье превзошла сама себя: песни, танцы и пиршество продолжались до утра, гости восторгались красотой невесты, счастьем жениха и удачей родителей, выдававших дочку замуж за весомый, хотя и скороспелый капитал. После свадьбы новобрачные поспешили уехать на север.
Дурная репутация
Отъезд Фелисиано и Паулины опечалил Тодда – он уже успел подружиться с миллионером от металлургии и с его искрометной супругой. Он чувствовал себя вольготно среди предприимчивой молодежи и крайне неуютно – в клубе «Уньон». Новые коммерсанты, как и сам Тодд, были захвачены европейскими идеями, воплощали дух современности и либерализма – в отличие от старой земельной олигархии, отставшей от жизни на полвека. Под кроватью у Тодда лежало еще сто семьдесят экземпляров библии – он о них и не вспоминал, потому что спор давно уже был проигран. Тодд овладел испанским в достаточной мере, чтобы объясняться без посторонней помощи, и до сих пор, хотя и безответно, был влюблен в Розу Соммерс – и эти уважительные причины держали его в Чили. Постоянные насмешки его дамы превратились уже в милую привычку и совершенно его не задевали. Тодд научился воспринимать их с иронией и отвечать без злобы – это было как игра в мяч, правила которой знали только они. Джейкоб Тодд свел знакомство с местными интеллектуалами и теперь ночи напролет обсуждал французских и немецких философов и последние научные достижения, открывающие человеческому разуму новые горизонты. У него было много свободного времени на размышление, чтение и диспуты. В голове у Тодда рождались смелые идеи – он записывал их в потертую тетрадь и тратил немалую часть своей ренты на книги, что выписывал из Лондона, и те, что покупал в магазине
