на фронтонах древних храмов рядом с пикасовскими голубями. Когда хочется выбирать, они не выбирают. Мылить или нет лицо, и щеки для бритья– у них еще есть эта возможность (или только кажется, что есть): и играть в футбол, как Бэкхем, есть инжировое варенье с лордом, или как девушка Карлсона толстеть, и стрелять куда непоподя, томным раскосым взглядом, надеясь найти еще, сладкого.
Он ждал от отца признания, но отец молчал, говоря, что мы все заложники судьбы и, совсем банальное, что «от осинки». Сынишка разочарованно не соглашался, бубня под нос, что мы же люди, людове, людишки, а не деревья. Мы голодные человеки.
Его бойкие наскоки и вопросы с разбега, не помогали и отскакивали как от стенки. Отец же продолжал внушать, что все не так просто и прозрачно и есть еще бесцветный мир, который лишь изредка оседает на голых ветках изморозью и паутинками, зачем отцу не признавать, что он не настоящий сын, а всего лишь обклеен проявленной фотобумагой и напичкан, микропроцессорами и еще Бог знает чем.
К тому же он другой. И у него, не человеческое ДНК. Он, хоть и сильно похож на человека, все равно чистой воды Ангел, у которого на локтях и в ладонях, не говоря уже о пятках, спрятаны острые штыри, и горящие огнем шпоры, которые если уж пропорят так пропорят, до кишок.
И это никак не связано с тем, что мама, будучи на гастролях в Поднебесной, совершенно спокойно жонглировала золотыми самородками в придорожном цирке шапито, зная, что они не бутафорские, а тяжеленные золотые. Делала вид что легко, и не устраивала драку-собаку, подбрасывая их в толпу.
А уже после, воспользовавшись замешательством тайных воздыхателей, темной китайской ночкой подгуляла и скрыла от папы.
Скрыла, точно подогнав сроки и направление ветра, который должен дуть с севера и приносить послания от ее матери – великой аннигилированной мадам, не носящей нижнего белья не только в сауне, той самой ледяной Снежной королевы.
Заранее зная, что отец, как любой мужчина, будет прикидывать сроки их близости и рождения ребенка. И он сравнивал, а когда понял, что совпадает, радостно обнял , хотя ребенок ну совершенно не был на него похож.
Она знала, что это было божество. Боли не чувствовала, а наоборот, приятную оторопь во всех членах, почти также, как тогда в Поднебесной, когда после представления ее в попу ужалила волшебная пчела. Врезалась с лету. С тех самых пор она, когда ела что-то сладкое, то затем, закрывшись в туалете, приносила оттуда чистое золото. Но оно ее не интересовало.
Она молчала и разочарованно складывала его в сундук. А по приезду, независимо от погоды и настроения, отдавала папе, который не догадывался, что золотые самородки с загадочным клеймом и есть их мертворожденные дети. По началу они выглядели как живые и за время, равное числу пи в 36-й степени, превращались в слитки, и что она сама теперь – вечная спутница и единственная любовь «Золотого тельца», которого и повстречала на тех гастролях.
И не хотела
