передать вам вот эти фотографии, – подал Николай Леопольдович ей пакет.
– Фотографии? – переспросила она.
– Да, виды, снятые нынешним летом с усадьбы и живописных мест Шестова.
– А, очень рада, очень рада, я так люблю Шестово, но папа болен, и я уже три года как не была там. Это баловник дядя для меня и задумал снять виды. Я уж знаю. Я ему как-то раз выразила желание… – затараторила Лидия Дмитриевна, развернув фотографии и любуясь ими.
– Вот и проклятый дуб, там никогда не бывала: страшно, а вы? – обратилась она к Гиршфельду.
– Я бывал! – усмехнулся тот.
– Ночью?
– И ночью.
– И ничего?
– Ничего.
Княжна посмотрела на него с каким-то суеверным страхом.
– Я сейчас скажу папе, его вам вывезут. Он ведь теперь совсем не может ходить… – с грустью сказала она и вышла в ту же дверь, оставив ее полуоткрытой.
«Заманчивая штучка, особенно для сластолюбивых старичков! Грезовская головка – выражение невинности и глупости на лице!» – подумал Николай Леопольдович, провожая ее глазами.
– Очень рад, очень рад, проси сюда к чаю, запросто! – послышался из соседней комнаты добрый старческий голос.
Княжна Лидия быстро впорхнула в гостиную.
– Папа просит вас в столовую, вы застали нас за чаем, так не хотите ли, запросто.
– С большим удовольствием! – поклонился Гиршфельд и последовал за княжной.
В небольшой столовой за столом, уставленным разного рода домашним печеньем, с кипевшим прекрасно вычищенным томпаковым самоваром-вазой, в кресле на колесах, сидел князь Дмитрий Павлович Шестов и какой-то молодой, скромно одетый, выразительный брюнет.
Князь Дмитрий Павлович был чрезвычайно симпатичный старик, с открытым, добродушным, чисто русским лицом. Остатки седых волос были тщательно причесаны по-старинному, на виски, густые седые брови, нависшие на добрых, юношески-свежих глазах, были бессильны придать им суровый вид. Длинные седые усы с подусниками сразу выдавали в нем старую военную складку, если бы даже он не был одет в серую форменную тужурку с светлыми пуговицами – его обыкновенный домашний костюм. Ноги старика были закрыты пледом.
В столовой было прохладно. Два окна, выходившие в сад, были открыты.
Николай Леопольдович представился князю и передал ему письма его брата и дочери.
– Очень рад познакомиться… – с чувством пожал князь ему руку.
– Вы позволите? – указал он на письма.
– Помилуйте, пожалуйста! – отвечал Гиршфельд. Князь распечатал письма и принялся за чтение.
– Антон Михайлович Шатов, Николай Леопольдович Гиршфельд! – представила княжна молодых людей и заняла свое место за самоваром.
Новые знакомые пожали друг другу руки. Княжна подала Гиршфельду стакан чаю, тот взял его, поклонившись, и присел к столу.
XXVII
Идеалист
Антон
