было исключение Разумовского и Канаева из семинарии сразу же по окончании учебного года – 14 июля.[238] Разумеется, Иаков не мог не знать о проведённой инспектором акции против восставших семинаристов, и его резолюцию от 5 марта следует рассматривать как ловкий тактический ход, рассчитанный на поддержание среди учеников своей популярности справедливого владыки.
Как видно из приведённых документов, дело Разумовского и Канаева сразу вышло за пределы канцелярской переписки и стало предметом оживлённого обсуждения среди учеников всей семинарии. Одни поддерживали дерзких протестантов (например, Александр Семихатов), другие (Семён Успенский) выступали на стороне властей. Последствия борьбы враждующих группировок еще долго, по-видимому, сказывались на взаимоотношениях семинаристов. «А уж в семинарии что делается, и не знаю, – писал Чернышевский А. Ф. Раеву 3 февраля 1844 г. – Было житьё раньше, а ныне уж из огня да в полымя. Об учениках уже и говорить нечего: в класс не пришел – к архиерею. Но и между собою перекусались» (XIV, 6). Трудно отделаться от впечатления соотнесённости слов Чернышевского с отзвуками нашумевшей истории с протестом, хотя, разумеется, они явились обобщением не одного этого происшествия.
Семинарский архив сохранил ещё один случай решительного выступления против инспектора. Автором жалобы и на этот раз явился соученик Чернышевского – Федор Залетаев. 28 октября 1843 г. епископ читал: «Небезвестно Вашему уже Преосвященству жестокости отца инспектора семинарии, каковую Вы благоволили ограничить в марте месяце сего года. А ныне он, по-прежнему имея ябедников, и сам вступил в ябедничество, сколь возможно вымышляя вины на учеников перед отцом ректором». Залетаев писал, что однажды по болезни пропустил урок и «был подвержен наказанию служить в столовой, стоять в оной на коленях, заключению в сторожескую камеру и телесному наказанию при отце ректоре». Наказание было особо жестоким, жалуется Залетаев, «так как сторож, избранный ими для наказывания, принёс одних лоз целое беремя для одного меня и переменными наказывал». В результате он неделю не ходил на уроки, а инспектор за эти новые пропуски занятий грозит «исключением из семинарии с худым поведением». Иаков написал на прошении: «За строгость начальство надобно благодарить. От строгости хорошая нравственность. Но с позволения ли ректора был сей ученик наказываем розгами. О сем представить мне отзыв со справкою о сем ученике». В позиции епископа заметен шаг назад в сравнении с резолюцией от 5 марта, в которой он требовал, чтобы не только ректора, но и его самого предварительно ставили в известность о каждом случае телесного наказания. Кроме того, в прошении Залетаева ясно сказано, что экзекуция проводилась в присутствии ректора, и вопрос Иакова лишь выдаёт стремление к формальному соблюдению справедливости. Между тем семинарское начальство известило преосвященного, что Залетаева наказали с позволения и в присутствии ректора «слегка отеческим духом» за пропуски уроков и богослужения «по лености»
Там же. Д. 1646. Л. 39, 44.
