близко хокку. (Лотос – это, конечно, искусственные цветы лотоса.) Сэнрю и в дальнейшем не станет вульгарным. Оно в шутливой форме обнажает внутренний мир горожан феодальной эпохи – их радости и горести. Если называть сэнрю вульгарным, то столь же вульгарными следует назвать любую нынешнюю повесть и пьесу.
Кодзима Масадзиро ещё раньше указывал на чувственные описания, которые можно найти в сэнрю. Будущие поколения укажут, возможно, на социальные страдания, содержащиеся в них. Я же профан в сэнрю. Но, не исключено, когда-нибудь оно обойдёт Фауста. Облачившись, разумеется, в летнее хаори, пришедшее к нам из эпохи Эдо.
Когда-то и ты поймёшь,
Не сердце,
Поэт обласкает тебя.
Чтоб услыхал
Хоть один человек,
Пой то что не ждут от тебя.
Сказочная принцесса многие годы тихо спала в своём замке. Форма японского стиха, исключая танка и хайку, была подобна этой сказочной принцессе. Стихи тёка[28] «Манъёсю» – из них состоят и саибара[29], и «Сказание о доме Тайра», и ёкёку[30], и дзёрури. В них спит множество стихотворных форм. Я уже писал, что ёкёку сами по себе близки по форме современному стиху. В них есть ритм, характерный для вашего современного языка. (Так называемые современные народные пьесы, во всяком случае, большая их часть, написаны в форме добоицу[31].) Только увидеть эту спящую принцессу – и то бесконечно интересно. Не говоря уж о том, чтобы пробудить её.
Сегодняшние стихи, если употреблять старую терминологию, стихи нового стиля, идут, пожалуй, именно по этому пути. Для того чтобы отобразить сегодняшние чувства, вчерашняя форма стиха, видимо, не подходит. Я не утверждаю при этом, что нужно неизменно следовать старой поэтической форме. Просто я чувствую, что в этой поэтической форме есть нечто жизнеспособное. И я хочу подчеркнуть: нужно сознательно стараться ухватить это «нечто».
Мы все появились на свет в переходное время. И на противоречия нагромождаем противоречия. Свет – во всяком случае, в Японии – идёт с Запада больше, чем с Востока. Но он идёт из прошлого. Коллективные стихи Аполлинера и его товарищей близки рэнку эпохи Гэнроку. И большинство из них тоже незавершённые. Естественно, далеко не любой в состоянии пробудить спящую принцессу. Хорошо, если это по силам хотя бы Суинберну или могучему создателю «Катаута-но митимори».
В старых японских стихах содержится нечто свежее. Нечто, вызывающее ответный отклик, – я, естественно, улавливаю это «нечто», но воссоздать не в состоянии. Хотя, повторяю, не уступаю другим в способности почувствовать его. Может быть, с точки зрения литературы всё это сущий пустяк. Только я, как это ни странно, всем своим сердцем устремлён к этому «нечто», к этой туманной свежести.
Мы не можем преодолеть границ своего времени. Мы не можем преодолеть границ своего класса. Толстой, рассказывая о женщине, не боялся непристойностей. Они шокировали даже
