солнечного обаяния и искренней непосредственности. Её мимика, взгляд, голос заставляли мужчин любого возраста и социального положения таять и проявлять к этому созданию всяческую заботу. Да что там – мужики! Даже женщины к Аллочке относились очень хорошо, что вообще являлось самым отчаянным парадоксом, поскольку пользующаяся особенным вниманием мужчин женщина никогда не заслужит доброго отношения однополок.
Общаясь с ней, любой обязательно расплывался в искренней доброй улыбке. Ей было двадцать пять, но выглядела она лет на шестнадцать, наверное. Вряд ли кто-то даст многим больше. Звали все её не иначе как уменьшительно-ласкательно – Аллочка. Коврин не был уверен, что её продвигали мощные любовники. Не было уверенности даже в том, что они вообще у неё были. Иногда думалось, что у такого существа вообще не могло быть любовника априори – настолько невинным созданием она выглядела. Ангелочек, да и только! Мужчина должен был бы испугаться даже дотронуться до неё, чтобы не испортить своими грубыми пальцами столь хрупкое творение.
– A-а, Аллочка, привет, – Коврин невольно расплылся в широченной улыбке. – Да вот, только из командировки. Подустал немного.
– Куда мотался-то?
– На Урал.
– Я тоже только вчера прилетела.
– Откуда?
– Из Милана. Там показ мод был, много наших модельеров перфоманс давали.
Здесь зависть так больно вонзила свои зубы в Коврина, что он побледнел. Аллочка, заметив это, поспешила перевести тему.
– Слушай, Лёш, я смотрю, ты с Листиным только что общался…
– Ну, так не то, чтобы… – Коврин замялся, он знал, что Аллочка негативно относиться к Листину, а ещё он знал, что она очень хорошо разбирается в людях, а значит – такое отношение вполне справедливо. – Так, привет-пока… знаешь, как бывает, мы ж приятельствовали когда-то.
– Лёшик, ну, зачем он тебе сдался, ну что у тебя может быть общего с ним? Не вяжись ты с этим ублюдком, – даже откровенно грубые слова из уст Аллочки звучали как-то нежно, вот и этот «ублюдок», несмотря на все свои проблемы с легальностью появления на свет, виделся таким белым, пушистым мышонком. – Знаешь, все мы, здесь, конечно, не ангелы – не самым нравственным делом занимаемся, но всё-таки предел какой-то должен быть. А этот вообще всю свою совесть до капли продал, мразь подлая, – «подлая мразь» приобрела вид невероятно трогательной лупоглазой панды. – Ты слышал, что ему Барабунцова заказали?
– А ты откуда знаешь?
Аллочка в ответ мило сгримасничала, как бы говоря: «посмотри на меня – разве от меня можно что-то утаить».
– Ах, ну да, конечно… Только что рассказывал.
– Представляешь, какая сволочь! Ну, понимаю, можно где-то подыграть гонорароплательщику… но вот так уничтожать человека, – совсем, может быть, неплохого человека, кстати! – это предельно жестоко. Ведь от такого ему уже не отмыться никогда. Даже если
