шпильки, каблуки у нее удобные, и туфли тоже, удобные и красивые, разрисованные, эх!..
– Митька, надо срочно выпить еще, иначе упаду, – заявила Рита, обнаружив себя в его объятиях.
Челентано, оказывается, запел уже «Mar perke», танцующие разбились на парочки, и ей достался Гриневицкий.
– Надо так надо, – сказал он. – Налью.
Текилы он ей налил, надо признаться, очень ловко – не прекращая танцевать. Рита выпила и поставила рюмку ему на плечо. Рюмка, конечно, упала, это показалось ей ужасно смешным, и она рассмеялась. Митя тоже.
– Ты пьяная, Рита, – сообщил он. – Знаешь?
– Знаю! – весело подтвердила она. – И что?
– Да ничего. Танцуем дальше.
– А потом? – глупо спросила она.
– Потом воздухом подышим.
– А надо?
– Надо.
Хоть Митино лицо и расплывалось слегка у Риты в глазах, но она видела, что он улыбается, и вполне доброжелательно. Ну а что бы ему не желать ей добра? Она ему того только и желает!
Он вообще нравился ей с каждой минутой все больше. Даже клетчатая рубашка уже нравилась – выглядит из-за своей застиранности непрезентабельно, зато ладоням приятна. Рита держала Митю за плечи, чтобы твердо стоять на ногах, поэтому рубашку его ощущала именно ладонями.
Музыка стихла, все захлопали почему-то, засмеялись, да не почему-то, а от радости, что вот они встретились, и им легко вместе, и хорошо; Рита поняла это так ясно, как если бы все произнесли это хором вслух. Она и сама присоединилась бы к этому хору.
– Пошли теперь, – сказал Митя.
– Куда? – не поняла Рита.
– Дышать, – объяснил он.
На площади стояла такая тишина, что если бы не музыка, доносящаяся из ресторана, можно было бы подумать, что они не в центре Меченосца, а в деревенской глуши. Впрочем, Рите и в этом виделась сейчас какая-то прелесть. Она даже с недоумением вспоминала, что еще с утра все это ее раздражало.
– Ты за плечо держись, – сказал Митя. – Не то упадешь.
– Мы же не танцуем уже! – засмеялась Рита.
– Все равно держись.
Она схватилась за его плечо, и вовремя: качнуло ее так, что ей показалось, ветер налетел.
«Не ветер это, – умиротворенно подумала она. – Это меня изнутри штормит».
Какое при этом умиротворение, казалось бы? А вот поди ж ты.
– Митька, а знакомо ли тебе уныние? – спросила Рита.
– Конечно.
Он опять улыбнулся в темноте; Рита то ли почувствовала, то ли разглядела это в отсвете фонарей, далеко стоящих от ресторанной двери.
– Почему конечно? – пожала плечами она. – Мне, например, до сих пор оно не было знакомо.
– У нас слишком по-разному жизнь сложилась, – заметил он.
– Ты своей недоволен?
– Рит, совсем не хочется пошлить.
Ей показалось,
