А теперь, – Джимми ухмыльнулся, – представь, что все, что ниже пояса, пытается из-под тебя ускакать, а ты пытаешься вернуть это обратно.
Керидвен фыркнула.
– Что ха-ха, – оскорбился Джимми. – Драма всей моей жизни, между прочим! – Он шаркнул ногами вперед-назад. – Ну-ка, повтори!
Блейз включил пластинку, и низкий женский голос запел:
Было мне три годика или где-то столько,
Мама позвала меня, научила толку,
Мама мне сказала – ну-ка, доча, слушай,
Тебя такому в школе не научат.
Это точно, мелькнуло у Керидвен.
Блейз принялся прихлопывать в ладоши, Джимми прищелкивал пальцами, Керидвен быстро приноровилась шаркать подошвой по полу, подпрыгивать и выбивать дробь каблуками.
Не важно, что, а важно как,
Не важно, что, а важно как,
Не важно, что, а важно как,
Как – это не пустяк!
Неведомые хай-бразильцы знали свое дело – встряхивая плечами, стуча ногами, мотая юбкой – шим-шем! – невозможно было кукситься. Невозможно было бояться.
Блеснули белые зубы на темном лице – Джимми вдруг оказался совсем близко, на талию легла горячая ладонь, замелькали вокруг стены и полки, сливаясь в круговерть, как на карусели.
Неважно, что, а важно, с кем —
Шим! Шем!
Вот и нет проблем!
Ухх! – их разнесло в стороны и швырнуло обратно. Х-ха! – Джимми шаркнул по полу, оказываясь на одном колене. Уфф! – Керидвен обнаружила, что стоит, упираясь руками в ноги, как после долгого бега, пытаясь перевести дух. Блейз зааплодировал. Джимми тоже, и Керидвен вспомнила, что вырез у нового платья глубже, чем она привыкла.
Шаль надо будет завести, мимоходом подумала она, выпрямляясь, но, черт подери, ей было приятно.
Невидимая женщина, спрятанная в граммофоне, вывела руладу и засмеялась низким грудным голосом.
[3х03] «ГЕОРГИЙ И ДРАКОН»
– Какой еще «святой Георгий»?! Красил, значит, ты, щели конопатил, значит, я, а называться все будет в честь какого-то хмыря, которого, может, и на свете никогда не было?!
– Как это – не было?!
– Да вот так!
Голоса было слышно издалека. Керидвен хмыкнула и поправила на локте корзинку с обедом.
Прямо скажем, ей просто было интересно, что эти два обормота затеяли – но не тащиться же с пустыми руками!
За поворотом, как раз на том клочке, который Мак-Манусы все не могли отсудить у О’Доннелов, стояла старая конюшня. Пользоваться ей никто не пользовался с тех пор, как стоявшая там лошадь лягнула Старого Мак-Мануса – да так, что он уже не встал. Молодой Мак-Манус, которому в прошлом году исполнилось восемьдесят семь, твердил, что это все из-за Эбигайл, которая его сглазила – все знают, что у всех женщин О’Доннелов черный глаз – и все ради того, чтобы Старый Мак-Манус
