слез, и всему виной предстоящая встреча с Филиппом. Она должна все время помнить, что зла на него, не то в конце концов стечет лужицей прямо к его ногам.
Леди Клейтон распахнула двери, и Софи увидела в дальнем углу комнаты, у окна, Филиппа. На столе в канделябре горело несколько свечей, и было достаточно света, чтобы она могла его рассмотреть. Высокий, светловолосый и такой красивый, что у Софи подкосились ноги, сердце сжалось в сладкой агонии.
Неожиданно вспомнился вечер накануне его отъезда в армию… Тогда она видела Филиппа в последний раз. Они стояли на балконе городского особняка Мильтонов. В зале тем временем гремела музыка – бал был в разгаре. Ветерок играл светлой прядью, упавшей ему на лоб. В тот вечер он обещал ей вечность… и она ему верила, дурочка. Но теперь все изменилось: она стала старше и умнее, больше верить не будет никому.
Филипп обернулся и прошептал:
– Софи…
Она едва дышала: ей опереться бы обо что-нибудь! Якорь! Ей нужен якорь! Она явно терпела крушение! Лучше бы он тогда смотрел на нее вот так! Она сложила руки на груди и постаралась придать себе гневный вид. Пусть знает, что больше всего ей хочется дать ему по физиономии, и посильнее.
Двери закрылись за ее спиной, и Софи с ужасом поняла, что леди Клейтон оставила их наедине. Ее охватила паника, и она бросилась к дверям:
– Леди Клейтон, вы должны остаться! Надо же соблюдать приличия!
Смешно! С точки зрения Софи, все эти приличия ничего не стоили, иначе она не стала бы призывать к ответу вдруг воскресшего герцога на глазах у всего лондонского света. Но панический страх не самый лучший попутчик: он-то и вынуждал ее говорить глупости, чтобы добиться желаемого. А сейчас ей было жизненно необходимо, чтобы при их разговоре присутствовал кто-то третий: это значительно уменьшило бы шансы на то, что она либо даст ему пощечину, либо поцелует его, либо падет к его ногам.
Виконтесса вернулась в гостиную и, закрыв за собой двери, прислонилась к ним спиной, удерживая ручки: вероятно, чтобы никто не попытался войти.
– Ваше платье… вы очаровательны! – промямлил Филипп.
Ей послышалось или его голос в самом деле дрогнул? Это что-то новенькое. Неужели он стал таким застенчивым? Это хоть и было на него непохоже, но ей почему-то понравилось. Совсем не ко времени, конечно, но тем не менее.
– Благодарю, – по привычке к светской учтивости ответила Софи.
Господи, неужели она действительно разговаривает с Филиппом – с человеком, который снился ей каждую ночь? Может, это просто сон?
– Тея сказала, что у вас был такой вид… будто вы хотели отдавить мне ногу. Правда? – спросил Филипп, и уголки его губ приподнялись в такой знакомой манере, что ее сердце подпрыгнуло.
Она хотела было ответить, но осеклась, не доверяя себе: мало ли что сболтнет ее язык? За последний год она научилась осторожности. Ей пришлось овладеть искусством вести беседу так, чтобы не выдать истинных чувств,
