его оставили валяться на асфальте и цепочкой поднялись по лестнице, в кафе. Мало было вам телесности, товарищ оператор? Получите, распишитесь.
Тут на крыльце появилась барменша. Вылила на лицо и руки избитого бутылку перекиси водорода, промокнула скомканной туалетной бумагой, отогнала облезлую дворнягу, несоразмерную, с коротким телом на высоких лапах:
– Нах пошла, я кому, блядь, сказала, урою, будешь мне тут кровь лизать.
Собака завернула длинный хвост между ног и бочком, бочком отбежала. Но остановилась метрах в десяти-пятнадцати.
– Ждёшь чего, – сказала барменша Мите, не поворачивая голову. – Помоги. Не видишь, блядь, какое дело.
В голосе не было ни осуждения, ни сочувствия, только равнодушное приятие всего. Как вышло, так вышло, что было, то будет. Работа знакомая, дело привычное. Они затащили безвольное тело в кафе, плюхнули, как мешок с картошкой. Барменша налила воды в эмалированную миску, обтёрла кровь губкой, пролила йодом. Избитый дёрнулся. Значит, жив. Она достала из аптечки тюбик с клеем БФ, выдавила на рассечённую бровь, помяла пальцами, чтоб скорей засохло, с обезьяньей ловкостью перебрала волосы, нащупала рану, обеззаразила её, прошлась клеем.
– А ничего, живучий, – одобрительно произнесла она и покрыла тело грязной марлей, пояснив: – Иначе комары сожрут. Но фингал, смотри, здоровый, морда заплывёт, до вечера ехать не сможет.
– Да какой ему ехать, – сказал Митя и трусливо добавил: – Блядь.
Барменша не ответила, даже голову не подняла, но брезгливо повела плечом – и он сразу перестал подделываться “под народ”.
– Слушайте, у него же рёбра переломаны и сотрясение мозга наверняка. Надо скорую вызвать.
– Скорая, – заржала барменша в голос. – Глаза разуй. Какая скорая на трассе ночью, мальчик, это тебе не Москва. – И добавила серьёзным тоном: – И никаких переломов, прикинь. Чтобы этому сломать, нужна кувалда.
В подтверждение она ладонью надавила на грудную клетку, как будто делала массаж; водила даже не вздрогнул.
– На нём пахать можно. Хоть сейчас на войну. Всё, фотограф, отвали, я запираю, мне в полседьмого яичницу ставить. Ложись, не проспи.
– А как ты поняла, что я фотограф?
– Не слепая. Ты же камеру грузил. Да и вообще.
Следующий день ушёл на проработку жизненного материала. Мотались по одинаковым соседним деревням: сбившиеся в кучку домики, палисадники, бревенчатая старая библиотека или каменный советский клуб, на возвышении – церквушка с мелким куполом, блестящим, как дешёвая серёжка, на горизонте – поле с трактором по центру, за которым ковыляют чёрные грачи. Митя снял пейзаж в одной деревне, снял в другой, а потом забил на это дело, потому что в кадре всё неразличимо, подкладывай планы внахлёст и монтируй потом как придётся. Кроме местных жителей, никто не заметит. Ведущего библиотечные не волновали, он в основном отсиживался в праворульке. Координаторша
