Он единственный, кто был нежен, заботлив и ласков со мной. Всю мою жизнь со мной обращались иначе. Мандзю был первым, кто разглядел во мне личность, а не безмолвного исполнителя чужих прихотей.
Несколько минут Мандзю стоял неподвижно, как врата тории[24]. Лишь спутавшиеся длинные волосы развевались на легком сентябрьском ветру. Он сложил руки на затылке и вглядывался в даль. А я пыталась услышать его мысли. Наконец Мандзю опустил руки, прерывисто вздохнул и вернулся ко мне. Подошел, сел рядом и, положив ладонь на мое плечо, заглянул мне в лицо.
– Мизуки, ты не можешь любить меня. – Его голос был мягким и нежным. Он по-доброму смотрел на меня, но слова разрывали мое сердце на части.
– Но почему? Почему Сягэ может любить тебя, а я нет? – сопротивлялась я.
– Потому что мое сердце уже занято Сягэ. – Он осторожно погладил меня по голове, как маленького капризного ребенка, готового через мгновение разразиться плачем.
– Но ты не ответил, любишь ли ты меня? – Я ждала, очень ждала, что он ответит мне взаимностью. И он ответил.
– Мизуки, я люблю тебя. Тенины созданы любить все живое. Мы помогаем, утешаем, даем надежду, когда чья-то душа потеряна, а чье-то сердце разрывается от боли. Для этого и существуют природные духи. Я люблю тебя, иначе не могу. Но моя любовь к тебе не такая, как к Сягэ. Я могу любить тебя только как сестру или близкого друга. Но как женщину, как родную душу я люблю Сягэ. Пойми меня, пожалуйста.
– Нет! – Я скинула с себя руку Мандзю. – Мне не нужна такая любовь! Я тебе не сестра! Я, между прочим, тоже женщина, если ты не заметил. Красивая женщина! Ни один смертный не может устоять перед моей красотой. Я могу заполучить любого мужчину, которого захочу. Но мне не нужен любой. Мне нужен ты.
– Я ни разу и не сомневался в твоей красоте, Мизуки, ты очень красива, – терпеливо и мягко продолжал Мандзю. – Но я никогда не смотрел на тебя как на женщину.
– Но почему? – Я встала и нависла над ним, посмотрев сверху вниз. – Почему ты не видишь во мне женщину?
– Потому что с некоторых пор для меня существует только одна женщина – Сягэ, – тихо сказал он, опустив голову.
Я долго сдерживала себя, но больше не могла терпеть. Крупные слезинки весенним горным ручьем побежали по щекам, падая в траву. После слов Мандзю у меня почти не осталось надежды. Я готова была цепляться за любую травинку, лишь бы услышать, что у меня есть хотя бы крошечная надежда на то, что Мандзю когда-нибудь сможет полюбить меня в ответ.
– А если бы не было Сягэ, ты бы смог полюбить меня?
– Если бы не было Сягэ, я был бы примерным тенином и соблюдал закон.
– Но ты его уже нарушил с ней! Так ответь мне, не ссылаясь на законы богов: смог бы ты влюбиться в меня, если бы не было Сягэ?
– Не знаю, Мизуки. Прости. Возможно, мог бы, – он задумался на пару мгновений. Мне показалось, мыслями он унесся куда-то далеко. Об этом говорил его погасший взгляд. Вскоре
Тории – птичья обитель. П-образные священные ворота без створок, которые ставятся перед входом в синтоистское святилище.
