международными отношениями) не занимался. В последующих томах Вячеслав Михайлович как руководитель внешнеполитического ведомства СССР упомянут неоднократно. В частности, в томе третьем (он охватывает период 1939–1941 годов), вышедшем в один год со вторым. Таким образом, «неизвестный премьер» оказывается известным. Никто его не замалчивал. Тут, правда, следует указать, что «историк» Шульга, судя по всему, просто не знает, что Вячеслав Молотов исполнял обязанности главы правительства до 1941 года, и называет иную дату его ухода с премьерского поста – 1939 год. «День» и «Молодь України» ошибку заметили и исправили. «Зеркало недели» – нет. Впрочем, в первых томах «Истории Второй мировой войны» Молотов тоже присутствует. Если б «историк» не ограничился штудированием указателя имен, помещаемого в конце каждого тома, а потрудился бы пролистать сами книги (ну хотя бы картинки посмотреть), то обнаружил бы «неизвестного премьера» на фотографиях (в Советском Союзе фото тех, кого в самом деле замалчивали, не стали бы публиковать).
Точно так же необоснованны упреки, адресованные «историком» Иосифу Сталину. Его Шульга «уличает» в подтасовке цифр. Дескать, выступая в ноябре 1941 года на торжественном (посвященном годовщине революции) собрании в Моссовете, «отец народов» существенно преуменьшил потери советских войск и преувеличил потери противника. Г-н Шульга увидел эту «неправильность» в сборнике сталинских речей военного времени – книге, непонятно на каком основании именуемой им «библией коммунистической исторической науки о войне».
Но надо ли доказывать, что кремлевский вождь выступал не как историк (за которого он, в отличие от г-на Шульги, никогда себя не выдавал), а как военный и политический лидер? Причем лидер, страна и армия которого на тот момент терпели поражение. Он стремился поддержать в народе боевой дух, используя для этого все возможные средства. Обвинять Сталина можно во многом (очень во многом!), но никак не в том, что в условиях войны он не стал разглашать с трибуны подлинные (и секретные) сведения о потерях.
Некоторые заявления г-на Шульги продиктованы всего лишь недостаточной информированностью. Скажем, он пишет, что «лишь во времена горбачевской перестройки и независимости мы узнали о том, кто на самом деле взорвал Днепрогэс». Трудно сказать, кого «историк» подразумевает под словом «мы». Возможно, лично он узнал подробности того события только при Горбачеве. А миллионы граждан СССР (не говоря уже о специалистах-историках) знали об этом раньше. Например, из многосерийной документальной киноэпопеи «Великая Отечественная», снятой американскими кинематографистами еще в конце 1970-х годов и пользовавшейся в СССР громадной популярностью.
Справедливости ради нужно признать, что не все претензии г-на Шульги к советской исторической науке лишены оснований. Были тогда и белые пятна, и запретные темы для исследователей. Были замалчивания отдельных исторических фигур и событий. И фальсификации тоже были. Дело, однако,
