представляешь! Я закричал, пускай он и не мог услышать парящую среди деревьев кошачью душонку. Да даже я не слышал ничего, кроме воя ветра. Но дед вдруг остановился, покряхтел чего-то в усы и наклонился. Он загнул края тулупа, рухнул на колени и принялся причитать:
– Батюшки мои! Котик! Котичек… – голос у него был добрый, ласковый. Я как услыхал, подумал, что повеяло весной и солнышком.
Старик впился в мое тельце, а я вдруг понял, что уже не витаю в воздухе, и снова смотрю своими глазами. Мутно, что в твоем болоте, ни зги не видно.
А потом началось…
Больно так было. Всюду жгло и кололо, а я не мог даже хвостиком дрыгнуть. Чувствовал теплоту ладоней деда, слышал его дрогнувший голос, но разобрать ничего не выходило. Я приоткрыл глаза и чего-то пискнул.
– Держись, котик, только держись, – торопливо крякнул старик и поднял меня над землёй.
Он распахнул тулуп и сунул меня за пазуху. От ядреного дедовского пота аж слезы прошибло, но разве я мог жаловаться? К тому же, было здесь тепло и уютно. Но жжение все усиливалось, а я никак не мог согреться. Холод окутывал меня с головы до лапок, и даже старик задрожал, словно обмороженный.
– Ох-ох-ох, – не переставал он причитать, – ну уж нет, котичек, ты у меня еще поживешь.
Дед скинул тулуп, не побоявшись мороза, развернул поверх снега подкладкой наружу и уложил меня на жесткий овчинный мех. Затем порылся в сумке на поясе, достал и набросал вокруг сушеных травок и накрыл меня ладонями. Я снова услышал невнятное бормотание:
"Дана мне сила старыми Богами,
С тобой делюсь охотно ей.
Не побоявшись наказанья,
Отведай крови же моей".
Знаешь, в тот момент я немало струхнул. Вот чего-чего, а такого не ожидал. Старик выхватил из неведомых глубин своего рукава нож и чиркнул им по воздуху. Лунный свет угрожающе отразился от потемневшего металла, и вот я уже жду, когда со мной покончат. Даже будучи необразованным котом, я понимал, что нож – верное средство откинуть копытца, особенно если его занесли над тобой. Ни убежать, ни дернуться! Лучше б я пал в бою с тетеревом, чем так, как ягненок на закланье, ей-боги!
Проходили мгновения, а я все еще был жив. Краем глаза я заметил, как старик копошится. Что-то горячее упало на мой живот, затем на спину, лапки, и вот уже голову заливает неизвестная, как там говорят ученые из столицы, субс…субстан… Хренотень, короче говоря какая-то. Будто в бочку с дегтем попал! Я пробовал, знаю, о чем говорю, не пытайся повторить. Потом полгода отмываться будешь.
Как оказалось, то был не деготь, а кровь. Дед надрезал себе жилы на руке и сжал кулак, чтобы сочилось сильнее. Он окропил меня кровушкой от кончика хвоста до усов. Напоследок обильно накапал мне на язык, зубы, открыл пальцами рот и залил в самую глотку.
Я вдруг почувствовал резкий железный привкус. Вспышка боли, и вот все закончилось. Холод отступил. Сердце учащенно забилось, и я задышал, как после долгой пробежки.
