человечка, выглядывающего из складок царского паланкина.
– Ты! Чужеземец! Сюда!
Этот человек либо напыщенный фигляр, либо принц, либо то и другое, подумал Доминго Нуниш. Он решил поостеречься и с любезностью отвечать на грубость.
– К вашим у-у-услугам, сир, – проговорил он с глубоким поклоном, очень впечатлившим Наследника Престола Букку, который все еще не привык к тому, что является человеком, которому незнакомцы отвешивают глубокие поклоны.
– Это ты тот парень с лошадьми? – все так же грубо спросил его Букка. – Мне говорили, что в город приехал торговец лошадьми, который не умеет нормально говорить.
Доминго Нуниш ответил неожиданно:
– Я зарабатываю себе на жизнь ло-ло-лошадьми, – сказал он, – но скажу по секрету, я – один из тех людей, це-це-цель для которых – путешествовать по ми-ми-миру и рассказывать истории, чтобы другие люди смогли уз-уз-узнать, каков он есть.
– Не представляю, как ты можешь рассказывать истории, – заявил Букка, – если даже фразу с таким трудом выговариваешь. Но это интересно. Залезай ко мне. Мой царственный брат и я хотим послушать твои истории.
– До того как начать рассказывать, – дерзко заявил Доминго Нуниш, – я до-до-должен узнать секрет этих во-во-волшебных стен, это самое бо-бо-большое чудо, что я видел в жизни. Кто тот во-во-волшебник, что сотворил это? Я хочу по-по-пожать ему руку.
– Залезай, – велел Букка и подвинулся, чтобы чужеземец мог устроиться в паланкине. Носильщики старались не показать эмоций, которые испытывали по поводу возросшего веса паланкина.
– Я представлю тебе ей. Нашептавшей город и даровавшей семена. Это ее историю должны знать все и повсюду. Вот увидишь, она тоже рассказывает истории.
Комната была маленькой, меньше любой другой во дворце, и совершенно лишена вычурных украшений, с белеными стенами и почти без мебели, кроме грубой деревянной скамьи. Единственный луч света из небольшого высокого окна падал вниз на молодую женщину, словно поток ангельской благодати. В этой аскетической обстановке, пронзенная, точно молнией, нездешним светом, со скрещенными ногами и закрытыми глазами, с лежащими на коленях ладонями вверх руками с сомкнутыми большими и указательными пальцами, с чуть приоткрытым ртом сидела она: Пампа Кампана, погруженная в экстаз акта творения. Она безмолвствовала, но, когда Букка Сангама подвел его к ней, Доминго Нуниш почувствовал, что от нее исходит огромный поток прошептанных слов, слова вытекают из ее приоткрытых губ, текут по подбородку, шее и рукам, перетекают на пол, утекают прочь, как река от своего истока, и движутся дальше в мир. Шепот был таким тихим, что их едва можно было различить, и на какое-то время Доминго Нуниш убедил себя, что сам их придумал, пытаясь найти оккультную причину, которая объяснила бы происхождение невозможных вещей, которые он наблюдал своими глазами.
Букка
