style="font-size:15px;"> Она понимала, как неуважительно прозвучали ее слова. Она терпеть не могла себя за то, как срывалась, когда была охвачена смятением. Она отвернулась, чтобы успокоиться.
Глаза дяди Лаака наполнились сожалением и волнением.
– Даже если бы я знал, – проговорил он, – я бы не смог тебе сказать. Ты имеешь право просмотреть собственное досье, а я не имею права сказать тебе, что записано в чужом досье.
Люинь уставилась на собственные руки. Она сидела на старомодном офисном стуле с высокими подлокотниками. Кресло словно бы обнимало ее, и у Люинь было такое чувство, что это ей сейчас очень нужно. Когда оторвавшийся от берега утес наконец падал в море, оказавшись в глубине, он мог вызвать цунами.
– Дядя Лаак, – спросила Люинь. – Я могу посмотреть чье-то досье?
– Нет.
– Даже досье родственника?
– Нельзя.
– А я думала, что наш основной принцип в том, что досье каждого человека прозрачно.
– Это верно, но есть два условия. Либо субъект добровольно открывает свое досье, либо такового раскрытия может потребовать закон. Всё, что бы ни создал гражданин, чем бы он ни желал поделиться с остальными гражданами, открыто и принадлежит всем – как открыты политические предложения, которые граждане высказывают правительству, как финансовые отчеты, связанные с деятельностью властей, как ответственность управленцев. Но во всём остальном каждый гражданин имеет право на свободу частной жизни. Большинство личных файлов никогда не обнародуется и становится частью исторической памяти. И так было всегда, в любой эпохе.
– Значит, я даже досье моих родителей не могу посмотреть.
– Нет, если они свои данные не публиковали.
– Я пыталась искать сведения о моей матери, но все открытые публикации прекратились за два года до ее смерти, когда она покинула свою мастерскую. Я не знаю… Впечатление такое, словно этих двух лет вообще не было, не было ничего, что с ней происходило после этого.
В глазах Лаака Люинь увидела сочувствие, но его голос ничего не выдал.
– Мне очень жаль.
– Но почему?
– Открытые публикации основаны на ее работе в мастерской. Как только прекратилась ее регистрация, публикаций больше не могло быть.
– Иначе говоря, для системы человек без регистрации в мастерской всё равно что мертвый.
– Можно и так сказать.
В окно проникали косые лучи солнечного света и бесстрастно, с геометрической точностью делили стену на участки. Оказавшиеся в тени прямоугольники, хранившие досье, уподобились бездонному морю. Люинь понимала, что дядя Лаак прав, что верно всё то, о чем он ей говорил – верно настолько, что это повергло ее в отчаяние.
– Так вот что означает – быть зарегистрированным?
– Не совсем.
– Тогда в чем же смысл регистрации?
– В распределении ресурсов. В справедливом, открытом, прозрачном распределении ресурсов. Система
