своих? – вздыхая, произносит миссис Куннифф. – Скучать будут, когда нас не станет. Но ты от меня передай отцу своему, Тереза, что он большой человек, как ни крути.
– Послушай-ка, а-стор[29], – говорит Том Пат. – Ты Бриана нашего знаешь? Мальчонку моей Элейн. Рыжий такой.
– Ну, – говорит Трей. Бриан ей не нравится. Он учился в одном классе с Бренданом. Заводил его так, что Брендан выходил из себя, а сам бежал жаловаться учителю. Ни одному Редди никто никогда не верил.
– Дружок этот ваш, сассенах, ему ж понадобится кто-то речку просеивать. А? Ботинки свои дорогие мочить не захочет небось.
– Не знаю, – говорит Трей.
– Бриан – парень некрупный, зато сильный. И ему полезно. Этому парню впрок пошел бы тяжкий труд, чтоб голова на место встала. Мамка его с ним слишком нежничает. Отцу-то скажи про то, ага.
– Не один Бриан ту работу хочет, – вставляет Норин, более не в силах молчать. – Полно кругом парней, кому только дай себя показать. Мой Джек завтра придет в паб, Тереза, вот что. Ты скажи отцу своему, чтоб познакомил Джека с этим англичанином.
– Не знаю, нужен ли ему кто, – говорит Трей. – Я с ним еще не видалась.
– Ты это в голову не бери. Просто отцу скажи, да и все. Сможешь запомнить?
Все они пылко сосредоточились на Трей – она к такому не привычная. Все кажется очень странным, как в паршивом старом фильме, где пришельцы вселяются в тела людей.
– Мне пора, – говорит она, выпрастывая руку из хватки Тома Пата. – Мамке надо ужин готовить.
– Тридцать шесть восемьдесят с тебя, – говорит Норин, ловко сдавая назад. – Сигареты жуть какие дорогие. Чего папка твой на вейп не перейдет? Я Десси перевела на вейпы эти самые год назад, он с сигарет у меня слез полностью… не смотри на меня так, я знаю, какой он вчера был, нос у меня исправен. Но в основном.
Колокольчик в дверях весело звякает, и входит Ричи Кейси, смердя овечьим дерьмом и отчищая сапоги о коврик.
– Блядское пекло, – говорит он. – Овцы подходят и умоляют, чтоб их обрили, если шерсть на них не расплавится быстрее. Как дела, Тереза? Как папка твой?
Ричи Кейси не сказал Трей за всю ее жизнь ни единого слова.
– Шик, – отвечает она, суя сдачу в карман, и выметается, прежде чем кто-нибудь сделается еще страннее.
На то, чтоб навести в голове порядок и понять, что вообще происходит, Трей тратит чуть ли не всю дорогу домой. Все эти люди что-то хотят от нее. Им нужна ее помощь – так же, как она была нужна ее отцу вчера вечером.
К тому, что кому-то, кроме матери, нужна ее помощь, Трей не привыкла. Матери ее нужно всякое вроде сходить в лавку или прибраться в ванной – немудрящее, где Трей не надо ничего выбирать, у этих занятий нет никаких неявных смыслов и последствий. Тут же дело другое. Люди хотят, чтобы она делала для них что-то такое, что в ее власти делать или не делать, – такое, что в любом случае имеет неявный смысл.
Трей всегда предпочитала немудрящее. Первый порыв – этот
