части сада, и до их ушей доносились отдаленный смех играющих детей и музыка оркестра, исполнявшего самые веселые мелодии из последней музыкальной комедии.
– Думаю, что имеет, – серьезно сказала девушка. – По какой‐то причине мой отец хочет вести себя как можно тише. Теперь он говорит, что хочет уехать.
– Уехать? О, Сильвия, и ты никогда не говорила мне об этом!
– Он заговорил об отъезде только сегодня утром, когда я пришла узнать, как он себя чувствует. Интересно, его обморок как‐то с этим связан? Раньше он никогда не заговаривал об этом.
Пол тоже удивился. Казалось странным, что после столь необычного события старик стал беспокойным и захотел покинуть место, где прожил более двадцати лет.
– Я приду и объяснюсь с ним, – предложил Бикот после паузы.
– Думаю, так будет лучше всего, дорогой. Отец сказал, что хотел бы снова увидеть тебя, и велел Барту, чтобы он привел тебя, если встретит.
– Я приду сегодня… сегодня днем, и, может быть, твой отец все объяснит. А теперь, Сильвия, хватит болтать о других людях и других вещах. Давай поговорим о нас.
Сильвия повернулась к Полу с нежной улыбкой. Это была хрупкая и изящная девушка с большими серыми глазами, мягкими каштановыми волосами и тонкой, полупрозрачной, почти лишенной румянца кожей. Со своим овальным лицом, тонким носом и очаровательным ртом она была очень хорошенькой и милой. Но особенно Пол любил выражение ее лица, обычно немного грустное – зато стоило ей улыбнуться, как оно преображалось, как преображается пасмурное небо, когда сквозь облака прорывается солнце. Ее фигура была безупречна, руки ухоженными, и, несмотря на скромное серое, как у квакерши, платье, озаренная присутствием возлюбленного, она казалась нарядной и веселой. Все в Сильвии было изящно, опрятно и идеально чисто, но она носила безнадежно вышедшие из моды платья. И эта странная независимость в одежде являлась еще одной ее очаровательной чертой в глазах Пола.
Место было слишком людным, чтобы предаваться любовному воркованию, и было очень непросто сидеть рядом с этим видением красоты, мечтая поцеловать ее, но не получая такого удовольствия. Пол пожирал девушку глазами и сжимал затянутую в серую перчатку руку Сильвии. Большего он позволить себе не мог.
– Если ты откроешь свой зонт… – предложил он с хитрым видом.
– Пол! – только и сказала Сильвия, но это слово означало целый том упреков. Воспитанная в уединении, как принцесса в заколдованном замке, девушка была чрезвычайно застенчива. Пылкие взгляды и страстные ухаживания Бикота временами пугали ее, и, глядя на эту хрупкую, изящную и обожаемую им юную леди, он терзался мыслью, что его рыцарские ухаживания кажутся ей грубыми и низкими.
– Тебе не следовало сходить со своего облака, Сильвия, – печально сказал молодой человек.
– О чем это ты, дорогой?
– О том, что ты святая, ангел, предмет обожания и поклонения. Ты точь‐в-точь как одно из тех прекрасных творений,
