количество наших немцев. Саратов был столицей немецкой автономии. Немцы жили по всей Российской Империи со времен Екатерины II, которая была чистокровной немкой. В Первую мировую даже в газетах писали не немцы, а германцы, чтобы не обижать наших немцев. И так постепенно образ немца-врага вытеснил образ нашего родного немца. Великая Отечественная вбила осиновый кол в понятие «наши немцы», и теперь они были наделены исключительно негативным смысловым восприятием. Даже здесь, украинских военных называли немцами, из-за немецких крестов на их технике.
– Интересно ты рассказываешь, «Констебль». Откуда ты все это знаешь?
– Книга – друг пионера! – съязвил я. – Дебил этот «Порох» и этот гондон, который до него был… «Кровавый Пастор». Это же он приказал ударить артой по мирняку и начать обстрелы Луганска и Донецка. Вот этих в первую очередь нужно ловить, судить и вешать.
Я разозлился и протянул альбомы и награды «Матросу».
– Положи на место. Вдруг вернутся.
Когда происходит ужасное и необъяснимое, разум начинает искать способ как-то уложить это в рамки доступного понимания. Ему нужно точно знать, кто отвечает за весь этот ужас. Поиск и обретение виновного расставляет все по местам и успокаивает. И сразу становится понятно, что это не мир такой непредсказуемый и полный хаоса, а просто есть козлы, которые безопасный и упорядоченный, спокойный мир портят своими дебильными поступками! Мешают жить нам, нормальным людям. Со времен иудейского царства, а может и ранее, людям требуется козел отпущения – тот, на кого могут быть возложены все грехи человеческие, и кто действительно виновен в наших бедах. Поэтому люди всегда готовы найти виноватого вместо того, чтобы понять, что жизнь «темна и полна ужасов».
«Свобода выбора подразумевает ответственность, а ответственность подразумевает авторство. И только тот, кто готов признать авторство в своей жизни, а не перекладывать ответственность на некие внешние силы и обстоятельства, является истинно свободным», – вспомнился мне один из постулатов экзистенциальной психотерапии. Много было спутанных мыслей в моей покрытой бронированным шлемом голове в это ничем не примечательное утро в городе Попасная Донецкой области.
– «Констебль» – «Десанту»? – заговорила моя рация.
«Десант» вышел на связь и доложил, что задание выполнено, и мы можем помыться. Я приказал ему затопить баню и ждать там.
В одной из квартир, видимо, жила пожилая пара, или бабушка. Угол одной из небольших комнат был густо увешан иконами. Их было не меньше двадцати. На нас смотрели суровые и радостные лики. Рука на автомате дернулась, и я троекратно перекрестился. Под иконами висела лампадка.
– Это, – указал я на иконы бойцам, обосновавшимся здесь, – не трогать ни в коем случае! Лично мне отвечаете за это.
– Да понятно, командир. Мы же не твари.
Во многих квартирах еще оставался неуловимый дух прежних хозяев. Особенные маленькие вещи, которые были им дороги, так и стояли в
