меня никаких шлюх, – отпирался Алексей и уже начинал злиться: Про бабушку я говорил. Про бабуш-ку! Кто не слышал – повторяю по слогам, про ба – бу – шку! И не смей передергивать.
– Да, хорошо! Для тебя она добрая, а мне каково было, когда ты уходил на работу, а я, беременная, оставалась с ней. Она все соки из меня выжала и выпила. Уж и не знала, как поиздеваться не знала ку-да отправить лишь бы я дома ей не мешалась, все причитала: Куда уж вам еще один ребенок без квартиры! – кричала Катя.
– Вот, я знал, что ты такая! Мертвых и то в покое не оставишь – вспылил Алексей, – я же твоих не трогаю, я к ним уважительно отно-шусь. А ведь они мне тоже все мозги прокомпассировали, а что я им плохого сделал. А ты в это же время, когда обстановка так напряжена, подарки от них получаешь назло мне.
– Что за глупости ты болтаешь!? Что за чушь несешь? Да я в жиз-ни, от них ничего не получала! Нет, ну это слишком. Святоша нашел-ся. Нет, ты не человек, с тобой жить не возможно! Ты меня всю пере-ворачиваешь своими словами. Да если ты их так ненавидишь, разо-брался бы сразу с ними, как мужчина, на месте. Как с тобой жить-то, не знаю! Глаза бы мои больше всего этого не видели и уши не слы-шали, этой грязи! – побледнев, истерически кричала Катя. Алексей на секунду испугался, что с ней случится приступ, и замолчал, но по инерции все же сказал: Я не идеал, но и не подлец, и не врун. Если говорю, что ты мне надоела со своими родственниками, значит, так и есть и живу с тобой только из-за детей, поняла!– И тутже выпалил:
– Злая собака ты, и язык у тебя злой!
– Я не собака, прекрати меня обзывать, а то я за себя не ручаюсь, кобель! – угрожающе выпалила Катя. Он решил не отвечать. Обычно после стычки кто-то из них уходил, хлопнув дверью. Последние пол-года они не ругались, и вот сразу так сильно. И как всегда из-за пус-тяка. В прошлом году, а это было сразу после восьмого марта, пору-гались один к одному как сейчас. Только тогда все было еще сложнее. Стоял ясный мартовский день. Алексей хотел вывезти семью на при-роду, на море, подышать, но не получилось. Вместо этого они в пух и прах разругались. И Алексей, бросивший курить месяц назад, снова задымил. Куда поехать в такой день? А это было прощенное воскре-сенье. И он купил цветов и поехал к маме на кладбище. Там среди мо-гил его душа успокоилась. Мама смотрела на него с мраморной доски своими мудрыми, добрыми глазами. Алексей раздал милостыню на выходе, еще у ворот, вытащив оставшуюся мелочь, из углов карма-нов. Синее, высокое, пропитанное солнечным светом небо, успокоило его. Домой в тот день Алексей пришел уже другим, но, как видно, не надолго. Обычно в такие дни семейного апокалипсиса Катя ложилась одна – в другой комнате или с детьми.
– Алексей переживал, ему казалось, что от переживания Катя может умереть. Поэтому он каждый раз, затаивал дыхание и прислу-шивался, дышит ли она. Если не слышал дыхания, то, гонимый стра-хом за ее жизнь, включал свет и стоял, смотря на ее руки, сложенные на груди: Движутся ли они? Есть ли дыхание? И удостоверившись, что есть, уходил прочь, хотя знал, что она не спит, а только притворя-ется, не в силах его видеть.
Он понимал: их накрыла и понесла
