ампутировать по колено. Он передвигается в кресле-каталке и вряд ли когда-нибудь встанет на ноги.
Нуала едва слышала экономку; она смотрела на огромные полотна с портретами людей прошлых эпох, развешанные по обе стороны от лестницы.
– В чем будут заключаться мои обязанности? – спросила Нуала, когда поднялась на лестничную площадку и последовала за миссис Хоутон по коридору, достаточно широкому, чтобы по нему проехал грузовик «черно-коричневых».
– Во второй половине дня он любит, чтобы ему читали вслух. Около четырех часов дня ему приносят чай и сэндвичи. В семь вечера вы помогаете ему помыться, надеть ночную рубашку и халат. Он может послушать радио; в восемь вечера вы помогаете ему лечь в постель, он пьет горячий чай или какао с бисквитом и принимает лекарство. После этого вы можете идти. Послушайте. – Миссис Хоутон повернулась к Нуале. – Надеюсь, вы не брезгливы?
– Нет, – машинально ответила Нуала, думая о том, что «брезгливость» – это английское слово для обозначения чего-то нехорошего. – А что?
– Лицо бедного Филиппа было сильно обезображено при взрыве. Он потерял один глаз и едва может видеть другим.
– О, это не проблема. Я видела нечто подобное… в госпитале Корка, – поспешно закончила Нуала, испугавшись, что едва не проговорилась о засаде, когда один из добровольцев ИРА был тяжело ранен при взрыве гранаты.
– Хорошо. Тогда мы войдем.
Миссис Хоутон тихонько постучала в дверь, и из комнаты донесся голос: «Входите».
Они вошли в просторную гостиную с окнами на парк. Мебель была настолько роскошной, что у Нуалы появилось желание провести руками по мягкой парчовой обивке дивана и стульев, по гладкой, блестящей поверхности сервантов и столов из красного дерева, расставленных по комнате. Человек в кресле-каталке сидел у окна спиной к ним.
– Пришла ваша новая сиделка, Филипп.
– Пусть подойдет сюда, – произнес тихий, глуховатый голос с английским акцентом.
Нуала последовала за миссис Хоутон через комнату, радуясь тому, что мать заставила ее надеть единственное хорошее платье.
Человек развернул кресло, и Нуала с трудом подавила вскрик ужаса. Черты его лица были грубо перекроены: пустая глазница, нос и левая сторона рта свисала ниже правой стороны. Кожа в промежутке была испещрена шрамами, однако правая сторона лица осталась нетро нутой.
Глядя на пышную копну светлых волос, Нуала понимала, что когда-то он был симпатичным молодым человеком.
– Добрый день, сэр, – сказала Нуала и сделала маленький реверанс.
– Добрый день, мисс…
– Мэрфи, сэр. Нуала Мэрфи.
– Полагаю, вы ирландка?
– Так и есть, сэр. Я живу лишь в паре миль отсюда.
– Ваша мать уже связалась с кадровыми агентствами в Англии, – вмешалась миссис Хоутон. – Но Нуала работала сиделкой.
– Ах, миссис Хоутон, мы-то с вами знаем, что мне едва ли нужна сиделка. – Филипп пожал плечами. – Подойдите ближе,
