его хорошего настроения мне была не ведома, и это меня сразу же насторожило. – Проходи, мы только что начали интересную беседу.
Я зашёл в атрий, в котором находилось ещё пятеро гостей: четверо были патрициями и соратниками Лициниана, одного я не знал.
Советник подвёл меня к незнакомцу.
– Тарквиний Вер, это – Аврелий Константин, сын Констанция. Константин, это мой сокурсник и давний друг, ныне префект Гордианы. Заехал погостить ко мне в отпуск…
– …Надо полагать, после сегодняшнего утра, испорченный отпуск, – заметил Вер.
– …а также рассказать кое-какие известия, – многозначительно закончил Лициниан.
Мы чинно приветствовали друг друга.
– Я слышал много достойного о твоём отце, хотя не имел чести быть с ним знакомым лично, – произнёс префект.
– Благодарю, Сиятельный. Как обстановка на Гордиане после сегодняшней речи? – поинтересовался я.
– Кстати, да! – вмешался Лициниан. – Мы забыли спросить про реакцию населения.
Вопрос был особенно животрепещущим, поскольку Доминион Гордианы был одним из приграничных и наименее удалённым от Анты – вероятного противника нашего Государства.
– Цензурирование всегда стоит на страже общественного спокойствия, – пошутил Вер, – но, с другой стороны, что такого сказал Август, что должно было всполошить население?
Я взял стакан с напитком, прошёл к ближайшему свободному креслу и ненароком вспомнил Юлию. Удивительно, но уже спустя столь короткое время я не мог детально восстановить её образ в голове: цвет глаз, форма носа, губы – её общая красота размыла все эти детали. Из погружения в мысли меня вытащил настойчивый голос Лициниана:
– Константин! – я осознал, что нахожусь в центре внимания всех присутствующих. – Что ты думаешь по поводу речи?
– Что? Речи? Ах, да… – я немного задумался. – Война – это ужасно, знаете ли. Только не сейчас, когда ситуация в Государстве и без того далека от гладкой…
– Вот, пожалуйста, вам пример, друзья: чего же тогда приходится ожидать от простого народа, – перебил, указывая на меня обеими руками, Клавдий Постум, почтенный патриций (к слову, чтоб не повторяться впредь, все из присутствующих были почтенными людьми) и директор департамента транспорта Августы Примы.
Я сильно смутился, не понимая, что я сказал неправильного.
– Ну-ка, Константин, расскажи нам вкратце, что говорил Август, – в духе Лициниана было устроить мне прилюдную порку.
– Насколько я понимаю латынь, – обтекаемо начал я, – я услышал о сложной, чрезвычайной обстановке… внешнеполитической обстановке… О том, что нам нужно мобилизовать все ресурсы и силы, проявить единство и… готовность… быть готовыми к противостоянию вызовам; ещё был дан пространный исторический обзор (должен признаться, я порядочно сочинил сейчас).
Сказав это, я пристыжённо потупил взор.
– Ну, в целом, верно. Но где же ты услышал про войну? – спросил Постум, жестом ограждая Лициниана от дальнейших придирок.
