моих соплеменников, как всегда, смехотворно и невыносимо.
Моника запирается в туалетной кабинке, садится на крышку унитаза и мысленно расставляет точки над i.
Пусть беснуются без меня. Лучше я спокойно побуду в одиночестве. НЕ ВЫНОШУ всех этих болванов.
– Что на тебя нашло?
После эпизода с освобождением шестисот сорока мышей Николь О’Коннор отчислили из мельбурнской школы-интерната Джеймса Кука. Она вернулась к отцу, в Новый Южный Уэльс, в прибрежное ранчо близ Питерборо. Ранчо носит название ROC, по инициалам владельца, Руперта О’Коннора.
Отец и дочь сидят во внутреннем дворике. Николь нравится ранчо. Справа от нее раскинулась бескрайная равнина, слева высится холм, впереди утес, за ним океан.
– Учитель запер меня одну в классе… – объясняет девочка.
Отец читает письмо директора школы-интерната.
– Верно, в наказание за твой отказ проводить опыты по биологии.
– От меня требовали замучить мышь, – говорит Николь. – В любом случае я не выношу одиночества.
– Надо же! Почему это?
– Когда мной никто не интересуется, у меня возникает впечатление, что я… что меня вообще не существует.
Отец приподнимает бровь.
– Как это «не существует»?
Громко, отчетливо произнося каждый звук, девочка чеканит:
– Я НЕ ВЫНОШУ ОДИНОЧЕСТВА.
Она содрогается от одного воспоминания о том, что испытала в то короткое мгновение, когда осталась одна.
– Никогда-никогда не хочу снова пережить этот кошмар – остаться одной в комнате, где на меня некому смотреть. Мне нужны чужие взгляды, нужен запах других людей, нужно все время находиться среди них.
– Где тут связь с мышами?
– У той зверюшки был такой вид, словно она переживала то же самое, что и я. Я ее освободила, устранила неудобство и для нее, и для себя. Мы обе возобновили нормальное существование, воссоединившись со своими сородичами.
Руперт качает головой – дает понять, что не прочь выслушать аргументы.
– Желание быть с другими – это нехорошо, да, папа?
Он постукивает согнутым пальцем по подбородку в знак напряженного размышления.
– Общительность – дело, конечно, хорошее, но у меня впечатление, что желание находиться среди людей подтолкнуло тебя к несколько несоразмерному поступку.
Николь О’Коннор пожимает плечами, огорченная тем, что ей так трудно добиться понимания.
– По-твоему, папа, у меня агорафобия?
– Нет, агорафобия – это страх открытого пространства. Со временем смысл этого понятия забылся. Для твоей проблемы есть другой термин – аутофобия.
– Это еще что такое?
– Аллергия на одиночество. Само слово происходит от греческих корней «ауто», что значит «сам», и «фобия», страх.
– Аутофобия?
