мужа спустя семь лет после развода? Да, я согласна. Но это неизлечимо, это какой-то наркотик, болезнь от которой меня не смогли вылечить другие мужчины, потрясения, жизнь. Оставалось надеяться, что я просто мало приняла лекарства под названием время, и уж через пару лет точно отпустит.
Я поднялась со своего дивана и пошла к Дианке. Она не любила, когда её касались. Даже я. Поэтому моё время приходило ночью. Ночью я обнимала её, зарывалась лицом в длинные светлые волосы и дышала ею, лёгкими касаниями поглаживая такое любимое детское лицо.
– Это твой запах лучший в мире, – прошептала я. – Всё изменилось. Спи спокойно, моя радость, он умер… теперь всё будет хорошо.
Глава 3. Артур
Церемония прощания должна будет проходить прямо у нас дома. Только близкие – быть бы от них дальше. Только деловые партнёры. Только люди, которых принято считать друзьями. В общем и целом, до хрена народу.
Подозреваю, именно для этого мероприятия у нас в доме была отгрохана огромная зала, по крайней мере раньше мы ею никогда не пользовались, папа не любил шумных сборищ дома и все мероприятия проходили на стороне.
Я знал, что отца уже привезли. Он здесь, дома, правда через множество стен я не чувствовал его присутствия и как-то дико было осознавать, что где-то рядом – покойник.
Мать все время была рядом с ним, в больнице, сопроводила его домой. Сестры уже попрощались. Насчёт брата не знаю, я редко его видел в последнее время. Я же тянул. А теперь решился вдруг. Вышел из кабинета. Пахло едой, причём вкусно – готовятся к прощальному банкету. В животе заурчало недовольно, я даже не помнил, когда последний раз ел. Спустился по лестнице, едва не столкнулся на первом этаже с каким-то совершенно незнакомым человеком, перед дверями зала, в котором меня ждал отец, остановился на несколько секунд.
Как бы странно не звучало, смерть и правда была ему к лицу. Похорошел. Немного заострились черты лица. Прошла отечность, которая досаждала ему последние недели. И лицо…спокойное удивительно. Словно он даже рад тому, как все завершилось, умиротворен.
– Вот ты и умер, – глубокомысленно сказал я, ни черта не понимая, как следует прощаться с покойниками. У меня никогда прежде не уходили близкие, если только бабушки, но это было так давно, что память почти стёрла воспоминания. – Знаешь, что я у тебя спросить хотел? Какого черта ты мне поднасрал так? Ты же понимаешь, что они все пустят по ветру, все твои бабки? За что ты так со мной, со своей хреновой империей?
Папа промолчал, хотя я бы не удивился, если бы он открыл рот просто для того, чтобы в последний раз напомнить мне, какое я ничтожество. Я сделал шаг назад, чтобы не дымить отцу прямо в лицо, закурил.
Огляделся – зал убран цветами. Рядами стулья стоят, не иначе, как речи ещё толкать станут. О том, каким отец был прекрасным человеком, как всем его будет не хватать… Всё херня, всё ложь.
Дверь за моей спиной открылась, кто-то вошёл. Только бы не мама, подумал я, хотя я всех членов своей семьи
